нет. Резко, почти как бздюшки, но… приятно. — Сява осторожно кусил. Сок из кожуры брызнул ему в глаза. — Ай! — вскрикнул попрошайка, отбрасывая плод. — Ай-я-яй! Глаза выжгло. Ой-ё-ё!
— Я же предупреждал, — занервничал Культя. — Бежать надо!
Сява потёр веки, поморгал. Друзья застыли в тревожном ожидании.
— Не, не выжгло, целы мои глазоньки. Видят ещё малость, — Сява сквозь слёзы похлопал ресницами.
— А вкусный хоть? — спросил Кнут.
— Да горький, как полынь, — сплюнул попрошайка. — Но пахнет!..
— Скорлупа тоже хорошо пахнет, а есть нельзя. Не трогай эту гадость больше. Уходим скорее.
— Сматываемся. Рвём когти, — затараторил Сява, резко набирая скорость. — Драпаем.
Но далеко драпать не пришлось. Путь перегораживала высокая насыпь. Друзья попрыгали в подвернувшуюся на пути канаву. Культя нечаянно стукнул Сяву по спине тазом.
— А-а-а! Чтоб тебя вместе с твоим тазом грибом завалило! — зашипел попрошайка.
— Так ведь ценная ж вещь, — сказал Культя. — Разве бросишь?
— Примолкните, — оборвал товарищей Кнут. — А ещё лучше — заткнитесь.
Критик и попрошайка захлопнули рты, залегли и стали наблюдать. Тишина… Ни погони, никаких других происков.
— По-моему, там дорога из железа, — высказал предположение Культя.
— Похоже, — поддакнул Сява.
— Тогда бояться нечего, — сказал Кнут. — По железным дорогам никто не ходит. Неудобно. И откуда они только взялись, непонятно?..
Но тут послышался отдалённый шум. Он быстро нарастал, превращаясь в странный неслыханный грохот. Из-за ближайшего холма, со стороны капиталистов, выскочило неведомое существо на круглых ногах и прямо-таки невероятных размеров. Чудовище заскрежетало и остановилось. Что-то лязгнуло, существо порвалось пополам, после чего одна из половин помчалась туда, откуда и появилась. Послышался далёкий свист. Всё стихло.
Долго путники не могли решиться выбраться из укрытия. И только когда начало смеркаться, Кнут с Культей взобрались на насыпь и стали рассматривать вагон.
— Железо, — сказал Кнут с некоторым облегчением. Не ржавое.
— Написано что-то. Видишь буквы? — Культя провёл ладонью по надписи «Гуманитарная помощь». — А это, кажется, дверь. Как у ресторанов. Откроем?
— Ладно, ты отойди, а я отворю.
Дверь мягко отошла. Вырубала протянул руку и пошарил внутри.
— Что, что там?
— Не понимаю. Много их тут… — Кнут что-то схватил, протянул и вытащил из вагона большой мешок. Потом другой — поменьше.
Добычу отволокли в кусты. Вскрыли первый мешок. Он оказался наполненным… новенькими Партбилетами. Все дружно ахнули, а Вася даже вскрикнула. Билетов было много, очень много. Неимоверное количество, как тут же заметил Сява.
Кое-как справившись с шоком, друзья принялись их разглядывать, щупать и покусывать.
— Настоящие! — и верил, и не верил Культя.
— Наши, родные, — шептал Сява, в упоении капая слезами. — Краснокожие, драгоценные…
— Откуда они тут взялись? — недоумевал Кнут.
— Странно, очень странно, — мучительно соображал Культя. — Чудовище приползло от капиталистов. Значит, именно капиталисты привезли к границе Партбилеты. Так получается, что ли?
— Буржуйская провокация, — постановил Сява.
Все согласились.
— А откуда вообще берутся Партбилеты? — спросила Вася. — Их где-нибудь выращивают?
— Если бы они росли, то не были бы святыней, — одёрнул девицу Сява. — Их бы тогда на рынке предлагали. Как скорлупу.
— Секретари выдают Партбилеты, — сказал Культя.
— А они где берут? — не унималась Вася.
— Они их получают в Хремле у Членов Политбюро.
— А Члены Политбюро?
— Членам Политбюро их привозят Секретари.
— А они откуда берут?
— Вот глупая, — не выдержал Сява. — Да когда помрёт кто, или кого в безпартийные разжалуют, кому достаются все Партбилеты?
— А-а-а, понятно, — протянула Вася.
Вскрыли второй мешок. В нём лежали яркие и очень красивые коробки с… фантиками. В них было завёрнуто что-то белое, розовое, а иногда полосатое и даже разноцветное.
— Пахнет хорошо, как те тыквочки, которые чуть мне глаза не выжгли, — Сява отшвырнул незнакомые штучки подальше.
— Думаешь, опять происки? — Культя осторожно внюхивался в маленький брикетик.
— Очевидно.
— Отлично пахнет…
— В этом-то и заключена подлость. Пахнет вкусно, а съешь — и кранты.
— Не понимаю, зачем их было заворачивать в самые настоящие фантики, да ещё в такие красивые?
— Вот-вот, — Сява прищурил глаз. — Вот так-то и попадаются простачки на их хитрости. На их гнусные приманки.
Кончиком языка Культя попробовал одну жвачку.
— Те тыквочки, говоришь, были горькие? — спросил он Сяву.
— Как полынь.
— А эти штуки — сладкие.
— Ври больше.
Культя полизал ещё.
— Очень сладкие. Слаще тыквочек.
— Тогда пробуй, раз уж рискнул, — подбодрил Культю Сява. — Если не помрёшь, и мы поедим.
Культя куснул краешек.
— Ну, как?
— Вкусно.
— Так ешь быстрее!
— Не торопи. Вкусно-то вкусно, но всё ж боязно.
— Да уж теперь без разницы. Если яд, всё одно — сдохнешь.
— Ты ж не сдох. — Культя засунул жвачку в рот.
Заметив, что ничего с критиком не приключается, Сява схватил несколько коробок и попытался спрятать.
— Вот, гад. Другие рисковали, а он все себе, — возмутился Культя.
— Делим — поровну! — рявкнул на попрошайку Кнут и вырвал коробки.
Последнюю жвачку раскусили на четверых.
— А Культе на одну больше досталось! — вдруг сообразил попрошайка.
— Ну и что, — рассердился Кнут. — Он жизнью рисковал!..
— Я тоже рисковал, и мне ничего за это не обломилось.
— Вот жадюга! — возмутилась Вася. — Тебе и этого не съесть будет. Да ещё столько фантиков хапнул!
— Это я-то хапнул?! — подскочил Сява. — Да кто вас сюда привёл?
— К капиталистам? За кордон? — вкрадчиво спросил Культя и подмигнул Кнуту.
— А, действительно, кто? — вскинул голову вырубала.
Сява перестал трепыхаться и быстренько набил жвачками рот.
— Вот это еда! — восхитился он.
Через некоторое время на лицо Сявы наползло озадаченное выражение.
— Странная еда. Жуешь её, жуешь, а она не кончается.
— Пожалуй, — согласился Кнут. Он вытащил ком из-за щеки, осмотрел его внимательно, снова запихал в рот и принялся разжёвывать.
— И тянется, — заметил Культя. — Ух, ты!..
— Какая-то эта еда ненастоящая, — определил Сява. — Хотя и вкусная.
— Уже невкусная, — подала голос Вася.
— И, правда! — удивился Культя. — Сначала была вкусная, а теперь невкусная. Как это так?
— Видимо, это еда для ихних рабочих, — смекнул Сява. — Сперва вроде бы вкусная, и очень даже её хочется кушать, а начнёшь есть — не кончается. Они её жуют, жуют и никак съесть не могут. Не еда, в общем, а видимость. Иллюзия. Подлый обман зрения и чувств.
— Ох уж эти капиталюги, — покачал головой Кнут. — Вот бестии, кулак им в глаз.
— Ну, ничего, — сказал Сява. — Не на тех напали. Мы всё-таки не дураки, не остолопы. Не съедается она — чёрт с ней. Мы её возьмем и проглотим.
Все остальные глотать еду побоялись. Выплюнули и подсели к мешку с Партбилетами.
— Что делать-то с ними будем? — спрашивал всех Сява, ужасно волнуясь.
Друзья озадаченно переглядывались. Все понимали, что подобным богатством можно распорядиться очень толково. Любой в Коммунизии выложил бы за второй Партбилет всё, что у
