на Секретаря.
— Коммунизм. И каждому Коммунисту воздаётся по потребностям.
— Так в чём дело?
— А ты Коммунист разве?
— Я?! Да я… — Культя вырвал из кармана Партбилет, потряс им в воздухе.
— А-а-а! — радостно закричал Секретарь. — Этот проходимец раздобыл где-то Партбилет и смеет называть себя Коммунистом. А сам даже не знает, что живём мы не в Коммунякии, а в Коммунизии. Он критикует наших славных тружеников, а сам скрывается от Партвзносов!
— Я никогда не скрывался! — возмутился Культя.
— Молчать! Где ты в последний раз отдавал Партвзносы?
— В Красноздравске.
— А мы все вчера сдавали. В честь досрочного переименования Родины.
— Мы бы тоже сдали, — растерялся Культя. — Но мы были в пустыне…
— Понятно. Скрывались от Партвзносов, — Секретарь брезгливо брызнул слюной.
— Лишить его Партбилета! — заорали местные.
— Именем Великого Кузьмича, именем родной Коммунизии, именем Святой Веры в Мировую Революцию я лишаю тебя Партбилета и звания Коммуниста.
— Заговор, — ошарашено лепетал Культя. — Вы здесь все сговорились.
— Немедленно сдай Партбилет!
— Уж лучше я умру, — прошептал критик.
— Этих тоже давай лишай! — орали колхозники. — Они все заодно!
— Шайка, — шипел Сява. — Банда. Мафия.
— Надо бежать, — Кнут придвинулся к критику. — Чуешь, чем пахнет?
— Чем? — не понял Культя и стал принюхиваться.
— Сейчас нас всех здесь разжалуют в беспартийные, дурень, — зашипел Кнут.
— Нет, — охнул Культя. — Только не это.
Дрожащими руками он развязал узел на рубахе, выпрямился, шагнул к Секретарю и влепил свой, никому здесь не нужный Кал, прямо в его бесстыжие глаза. Секретарь Парткома охнул, хотел вскочить, но пошатнулся и завалился на спину.
Кнут врезал кому-то в глаз, громко крикнув: «Раз!», Сява финтил, прыгал, юлил, вертелся, нырял и, в конце концов, вырвался на свободу, держа в руках чью-то вполне приличную рубаху и две огромные брезентовые кепки.
— Три! Четыре! Пять! — кричал вырубала, обрушивая кулаки направо и налево. За его спиной к выходу пробиралась Вася.
Проня била колхозников руками, локтями, головой, коленями, глушила их сиськами. Но самым сокрушительным оружием в её боевом арсенале оказался зад, двигая которым, она заваливала до десяти человек сразу.
Культя так хищно озирался, так яростно сверкал глазами, так злобно замахивался тазом, что к нему просто боялись приближаться.
Впереди всех нёсся Сява. За ним, чуть приотстав, мчался Культя. Кнут дышал ровно, но он тянул за руку Васю, которая совсем задыхалась.
— Быстрей! — вскрикивал попрошайка. — Скорей! Если нас изловят, нам хана. Конец нам. Копец! А может, даже и писдец!
— Ой, не могу больше, — стонала Проня, сильно отставая.
Сзади всё ещё слышался топот колхозников, крики, клубилась пыль.
Друзья даже не подозревали, что бегут к границе, где вечно сонные добровольцы охраняли Священные Рубежи, а, вернее, огромную дыру в проржавевшем Железном Занавесе.
Топот беглецов разбудил одного стража. Он приоткрыл глаз и тут же захлопнул: гоняться за кем-то в такую жару было лениво.
— Где это мы? — спросил запыхавшийся Культя.
— Куда это мы прибежали? — переводя дух, удивлялся попрошайка.
Кнут озадаченно озирался.
— Да мы… — бледнея и выкатывая от ужаса глаза, выговорил Культя, — кажется, у капиталистов!
Сява вздрогнул, Вася бессильно упала на землю, Кнут сжал кулаки.
— Пропали, — прошептал критик.
— Погибли, — выдохнул Сява. — Может, назад побежим?
— Точно. Бежим, — рванулся Культя, но тут же спохватился. — Нет-нет. Там нас сразу схватят. Не знаю, что лучше, быть беспартийным в Коммуня…
— ?!!!
— … низии, или Коммунистом в логове врага.
— Цепи наденут, — в непритворном ужасе закатил глаза Сява. — Закуют в кандалы. Замордуют.
— Давайте зароем Партбилеты, — предложил Культя. — Чтобы они не достались врагу. А то ведь отберут — глумиться будут. Над нашей святыней!
— Нет, — сказал Сява. — Ты зарывай, а я со своим не расстанусь. Хоть в огонь с ним отправлюсь, хоть в воду, хоть на эшафот взойду. — Попрошайка потуже затянул проволоку на животе, которой его партбилет крепился к телу.
— Выждать надо, осмотреться, и всё тщательно обдумать, — Культя перестал паниковать, собрав свои волю и ум в кулак.
— Правильно, — сразу согласился Сява. — Совершенно действительно. В такой ситуации никак нельзя принимать скоропалительных решений. Если вернёмся и попадём в лапы к этому продажному Секретарю, то нам, как честным Коммунистам, преданным Партии, Членам Политбюро и лично Великому Кузьмичу, просто стыдно будет носить это высокое звание. Стыдно и позорно! Не достойны мы будем этого звания. Тем более, что нас там быстренько его и лишат.
— Лучше буржуйские кандалы, чем позорная участь беспартийного, — заиграв желваками, процедил Кнут.
— А Проня-то где? — спохватилась Вася.
— Проня? — все переглянулись.
— Схватили нашу Проню, — погоревал Культя, с откровенной фальшью в голосе.
— Конец Проне.
— Эх, бедолага.
— Сильно много ела, тяжеловата была она для скоростного передвижения.
— А может, отговорится, отвертится, — с надеждой в голосе проговорил Сява. — Может отборонится?
— Вряд ли.
— Да кто знает…
— Всякое бывает. Она баба боевая.
— Очень крутая баба.
— Да уж, — согласился Культя.
— Ладно, — остановил всех Сява. — Своё соболезнование мы ей выразили. А теперь почтим её память минутой молчания. На всякий случай.
Все застыли в скорбном безмолвии…
— А ведь мы можем вернуться, — вдруг сказал Культя.
— Как?
— Как это вот так?
— Как же?
— Пойдём вдоль границы. Сколько сможем и как можно дальше. Найдём в другом районе ещё одну дыру и рванём в Коммунизию.
— Там, где другой Секретарь, — догадался и обрадовался Сява.
— И на север, в свои края, — просиял Кнут.
— Молодец, — похвалила Вася.
— Умница, — одобрил Сява.
— Главное — бдительность, — предупредил Культя.
— Точно. Верно. Совершенно правильно, — согласился попрошайка. — С бдительностью мы нигде не пропадем. Бдительность — наше оружие. Мы с нашей бдительностью всем носы утрём. И буржуям — кровопийцам, и Секретарям — жуликам.
12
Утром Сява осторожно, памятуя о бдительности, высунул голову из ямы, в которой беглецы заночевали.
— Обалдеть! — выдохнул попрошайка.
— Что там?
— Трава. Высоченная. Выше меня, выше тебя, выше неба!
— Да ну. Свистишь.
— Чтоб меня после смерти вороны не склевали.
Культя высунул лицо из ямы.
— Правда, — удивлённо протянул он. — Вот это да!..
— Быть такого не может!
Друзья выползли из ямы и стали с удивлением рассматривать дерево.
— Это не трава. Это, скорее, куст, — пригляделся Кнут. — Только почему он так вырос?
— И крепкий!
— И толстый!
— А это что?
На дереве висели крупные оранжевые плоды.
— Не трогай! — одёрнул попрошайку Культя. — Может это какие-нибудь капиталистические штучки. Съешь и заснёшь, например, а тебя тут же и сцапают.
— Мы спали, и никто нас не сцапал.
— Ну, пробуй. Испытывай, если не боишься.
Попрошайка сорвал один апельсин. Все отошли. Приготовились бежать на всякий случай.
— Вроде как тыквочка. Но кожура не плотная — рыхлая, — комментировал свои наблюдения Сява, — а пахнет странно…
— Противно?
— Да
