того момента.
Стягиваю с себя одежду, стою под струями воды минут десять. Слышу дверной звонок и поспешно смываю с себя гель для душа, укутываюсь в банный халат. Черт! Черт! Ну почему все сегодня должно идти наперекосяк? Очень надеюсь, что кто-то не очень важный пришел.
— Мамы нет? Ты почему посторонним дверь открываешь? — слышу голос Эмиля, едва высовываю голову наружу. Говорит он с шутливыми нотками. Так, по-доброму.
— А ты разве посторонний? Мама твою фотографию хранит. Значит, любит. Заходи, мамуля в ванной. Сейчас выйдет.
Ну, молодец, доченька. Слов нет, чтобы описать свои эмоции. Прямо с потрохами сдала.
Я нуждаюсь во времени, чтобы перевести дыхание. Эми… Зачем ты так, малыш? Специально ведь. Знаю я тебя гораздо лучше, чем себя.
Выхожу из ванной, слежу за любимыми. Но не показываю себя. Мне интересно, как они продолжат диалог.
Они располагаются в гостиной, я же останавливаюсь у двери снаружи и внимательно прислушиваюсь.
— Мне стало любопытно, о какой фотографии ты говоришь. Покажешь?
Хитрый жук. Думаешь, так сильно тебя люблю, что даже дочери рассказываю? Все не так, дорогой Эмиль, как ты себе возомнил. Мое мнение о тебе не изменится. Прощать я тебя не собираюсь. По крайней мере, не так быстро. Благодарю тебя за помощь с разводом, но это ничего не значит.
Сейчас ничего не значит.
А тогда я была готова отдаться тебе. Всего разок. Потому что я тоже нуждаюсь в близости с мужчиной. Тем более с таким желанным мужчиной.
— Вот она, — доносится тихий голосок дочери. Она явно принесла рамку. — Только маме не говори. Иначе обидится на меня. Я же ее сдала получается.
Боже… Все она знает. Мне хочется рассмеяться в голос, но я кусаю нижнюю губу, стараясь сдержать вырывающийся наружу хохот.
— Хорошо, — также тихо говорит Эмиль. — Ты мне скажи лучше, что тебе мама обо мне рассказывала.
Заговорщики! Нет, ну я знала, что Эмилия сможет быстро сдружиться со своим отцом, но чтобы так…
— Ничего такого не рассказывала. Просто она фотографию Кощея никогда не оберегала, как эту. С ним вообще не фотографировалась. А эту… Я нашла тут, в этой квартире. А еще видела один раз в компьютере мамы, но она быстро отключила его, и я не смогла ничего спросить.
— Вот как. А Кощей кто такой?
— Плохой он. Очень плохой. На маму ругался, орал. Я его не люблю. Как хорошо, что мы оттуда сбежали.
Нет, явно с Эмилией что-то происходит. Точнее… Ничего особенного не происходит, но своими словами она хочет дать Эмилю понять, что Глеб был настоящим кретином. Что не секрет для Бестужева.
— Его больше не будет в вашей жизни, — обещает мой босс. — И никто маму больше не обидит. Слово даю.
— Какое такое слово ты даешь, м? — выхожу я из своего укрытия.
Эмиль открывает рот, разглядывая меня. Но ничего не говорит, лишь обратно закрывает его. Ну да. Я в одном халате. И чуток распахни подол, так Бестужев просто с ума сойдет. Но я этого, конечно же, не сделаю. Потому что тут находится ребенок.
— Мам, я чай поставлю? — тихо спрашивает дочь, на что я киваю.
— Ага. Сначала рамку на место, потом топай в кухню. А я оденусь.
Иду в спальню и едва успеваю натянуть на себя нижнее белье, как заходит Бестужев.
— Чай будет готов чуть позже… — он замолкает и снова разглядывает меня. Взгляд голодный, жадный. Зрачки его расширяются. Я не обращаю внимания. Достаю из шкафа блузку и брюки, не спеша одеваюсь.
— Долго еще будешь пялиться?
— Ты прекрасна.
— Я знаю, Эмиль. Каждый мужчина, с кем я спала, именно так говорил.
Глава 22
Эмилия с интересом разглядывает своего отца. Задает ему вопросы, совсем не касающиеся личной жизни. То о работе, то о том, на кого он учился, кем в итоге стал. Бестужев терпеливо отвечает на каждый, иногда поглядывая на меня исподлобья.
Жаль, что дочка подала голос именно в тот момент, когда я круто подколола Эмиля. Иначе черт знает, что мой босс бросил бы в следующий момент. А ведь я даже не сомневалась: заговори при нем о другом мужчине — Бестужев просто с ума сойдет. Каким был в прошлом, таким и остался. Ни капли не изменился.
— А у тебя дети есть? — интересуется дочь, не сводя глаз со своего отца. Но Эмиль не спешит с ответом, он задумался.
— Есть у него ребенок, милая, — отвечаю вместо шефа. — Но эту тему мы обсудим потом. Вообще-то… Мы опаздываем на танцы. Или у тебя другие планы, малыш?
Дочь поглядывает на настенные часы, а потом переводит взгляд на Эмиля.
— А ты к нам еще приедешь?
— Обязательно. После работы у нас был запланирован деловой ужин, но я так понимаю… Его нужно отменить. С вами интереснее, девочки.
— Тогда встретимся вечером, — улыбаясь, дочь бежит в комнату.
— Я вас подвезу, а потом в компанию.
— Не надо, Эмиль. Я справлюсь. Встретимся…
— Арина, — рычит сквозь стиснутые зубы. Хватает меня за локоть и притягивает к себе. — Не усложняй и без того хреновую ситуацию. Через несколько часов вместе поедем за дочерью, заберем ее и посидим где-нибудь. Хочу с ней время провести. Знаешь, я на самом деле зол. Очень зол! Ты восемь лет! За восемь лет не дала мне знать, что у меня есть дочь! Поверь…
— Я тебе сказала, что беременна, — перебиваю, выдергивая руку. И гордо вскидываю подбородок. — Я повелась на игру Глеба, как и ты! Я просто хотела… Я хотела, чтобы ты не сгнил за решеткой! Я, черт возьми, хотела как лучше! А ты что сделал? Плюнул на все и даже не разобрался. Вернулся через восемь лет, появился передо мной как черт из табакерки. Повел себя так, будто с ума по мне сходишь! Да у тебя каждый раз ствол встает, как только я до тебя дотрагиваюсь! Да, чувства не забыты! Но ты, будь неладен, даже не соизволил что-либо разузнать обо мне! Даже сейчас! Буквально до вчерашнего дня! Хотя есть связи и деньги. А знаешь, почему ты голову не хочешь ломать? Потому что тебе похер! И что ты думаешь, я должна была прыгать перед тобой и орать, что у нас есть дочь? Ты так легко веришь Салтыкову, что я даже смысла не вижу что-либо с тобой обсуждать!
— Виноват! — рявкает Эмиль, наклоняясь настолько близко, что между нашими лицами остаются считаные миллиметры. — Но ты тоже не белая и пушистая, Арина. Не хочу с тобой спорить. Хочу наконец забыть
