ему, что Рея отказалась, поверит ли он мне?
— Хорошо, — ответила я. Потом обсужу это с Джеймсом. Генри слишком устал, ему нужно отдохнуть, а не ломать голову над тем, как лучше всего запудрить мозги Кроносу. Естественно, он будет гореть желанием принять участие в этом обсуждении, особенно после того изображения в Парфеноне. — Только я не знаю, как вернуться на Олимп.
— К счастью для тебя, я знаю, — сказал Генри со слабой улыбкой. — Закрой глаза.
Напоследок я ещё раз взглянула на руины Афин. Я должна поступить правильно. Жизнь этим людям уже не вернуть, но я сделаю всё, что в моих силах, чтобы они были счастливы в Подземном царстве.
Посмотрев на полосы в небе — следы нападения на островную тюрьму, — я мысленно помолилась о том, чтобы все олимпийцы вернулись целыми и невредимыми. Кому молилась — не знаю. Всем, кто услышит. Должен быть способ разрушить планы Кроноса, и я пойду на всё, чтобы найти этот способ.
После этого я закрыла глаза, и руки Генри обхватили меня. Нас окружил тёплый ветер, мои ноги оторвались от земли. Это не было похоже на то, как обычно исчезает/появляется Генри, но какая разница. Мы вместе, и в этот прекрасный миг мы летим.
* * *
Не счесть, сколько часов я провела в больницах, пока ждала, что скажут врачи о состоянии моей мамы после очередного ряда анализов и операций. Тревожность стала моей неизменной спутницей за эти годы. Я пыталась принимать ситуацию, плыть по течению, но легче всё равно не становилось.
Я не могла ни читать, ни болтать с кем-либо, пока ждала, когда всё закончится. Иногда я просто покупала самые дешёвые мелки в сувенирных магазинах и заполняла цветами пустые участки раскрасок. Иногда смотрела телик, но не могла сосредоточиться на том, что показывают. Всё это казалось неважным, пока решалась мамина судьба.
Иногда я представляла себя на её месте, что она чувствует. Представляла, что она увидит, когда очнётся. Или что ей снится. И всегда, всегда время замедляло свой ход, а то и вовсе стояло, пока я ждала неизбежно плохих новостей.
Я понимала, что рано или поздно потеряю её, но затем в моей жизни появился Генри. А вместе с ним и семь испытаний. Затем всё закрутилось. В тот момент, когда я проглотила гордость и готова была признать поражение, мама появилась во всём своём бессмертном величии, и мне тогда показалось, что это знак свыше — обещание Вселенной, что я больше никогда её не потеряю.
Обещание оказалось ложью.
Генри опустился на свой чёрный бриллиантовый трон в просторном зале Олимпа. Не говоря ни слова, я устроилась у него на коленях. Он поцеловал меня. Обычно этот тёплый, нежный поцелуй снимал все мои тревоги, но не сегодня.
Мы ждали. Генри проводил пальцами по моим волосам, играя с кончиками, а я смотрела в центр тронного зала. Приглушённые звуки битвы доносились снизу, и облака на закатном полу вихрились, словно бы чувствуя неладное.
Я не уставала поражаться тому, как быстро пролетали минуты вместе с мамой. Но потом я вспоминала, что, возможно, я больше никогда её не увижу, и тогда минуты превращались в часы, и весь мир переставал существовать, кроме неё.
— Расскажи мне о нём, — прошептал Генри. Его голос был приглушён, словно сам он был где-то далеко.
— О Майло?
— Да. — Генри переплёл наши пальцы. — Какой он?
Муж пытался меня отвлечь, и моё сердце наполнилось благодарностью к нему.
— Джеймс научил меня, как можно его показать. Ты как, чувствуешь в себе силы?
Улыбка на его лице стоила всех угрызений совести, которая требовала думать только о маме, пока она в опасности.
— Да. Я очень хочу его увидеть.
— А… Ты уверен, что Кронос не сможет тебя увидеть?
Генри провёл подушечкой большего пальца по моим костяшкам.
— Я позабочусь об этом.
Затянуть Генри в своё видение было всё равно что протащить его через зыбучие пески, в точности как с Джеймсом, но в этот раз я была отвлечена и почти не заметила этого. Понятия не имею, что сказать Кроносу. Позволить ему и дальше вести свою игру? Или я уже выдала себя, когда появилась здесь с Джеймсом? А как отреагирует Генри? Вдруг Кронос скажет что-то, что выдаст мою ложь насчёт того изображения? Но Генри должен увидеть Майло. Он должен увидеть нашего сына дольше, чем на долю…
Что-то резко дёрнуло меня обратно на Олимп. Мы всё ещё были посреди зыбучих песков, поэтому у меня не осталось иного выбора, кроме как вернуться в тронный зал, и это снова оказалось похоже на выныривание с глубины. Я открыла рот, чтобы возмутиться — наверняка, это Джеймс опять вмешался, — но мама заключила меня в крепкие объятья прежде, чем я успела выдавить хоть слово.
— Кейт!
Её голос обволакивал меня, забирая весь негатив. Мама была холодной, но определённо живой.
Едва сдерживая слёзы, я обняла её изо всех сил. Её тело казалось таким же слабым и хрупким, как и в последние дни её смертной жизни.
— Прости… Прости меня, пожалуйста, мама. То, что я наговорила в прошлый раз… Я не имела в виду…
— Я знаю, — прошептала она. — Всё в порядке. Я рада, что ты жива и невредима.
Я могла бы обнимать её вечно, пока она снова не согреется, но она отстранилась первой. За ней собирались и все остальные, потрёпанные, но кровью никто не истекал.
— Я говорила тебе не идти за ней, — упрекнула мама, и до меня не сразу дошло, что она обращается к Генри. — Тебе не стоило никуда идти в твоём состоянии.
Генри скривился, его ладонь легла на мою спину, словно он не мог не прикасаться ко мне. А я и не жалуюсь.
— Ты бы так же злилась, если бы я не пошёл, — возразил он.
— Вполне возможно, — призналась мама и поцеловала каждого из нас в лоб. — Спасибо, что позаботился о ней.
— Эй, а я? — вмешался Джеймс. Мама сделала шаг в сторону, чтобы он мог присоединиться к нам. — Я сделал большую часть работы.
— Ты телепортировался в Нью-Йорк, а не в Африку, как я тебе говорила, — сурово заметила мама. — Моя дочь могла вернуться ко мне ещё несколько дней назад.
Джеймс робко пожал плечами.
— Ну, да. Состояние Генри было стабильным, а что за жизнь без путешествий?
— Не делай вид, будто у тебя были какие-то другие мотивы, кроме как провести больше времени с Кейт, — сказал Генри.
Джеймс ухмыльнулся.
— Ну ты тоже меня пойми: кто ещё, кроме Кейт,
