Ты должна подойти к ней.
– Не могу… не могу! Лучше ты подойди.
Вместо ответа он взял ее за плечи и легонько подтолкнул в прихожую. У подножия лестницы женщины встретились. Аделина раскрыла объятия и прижала Люси к груди.
– Бедная моя овечка, бедный моя птенчик! Ох, эти подлые янки! Скоро они уже вторгнутся и в эту страну, всех женщин уведут, а мужчин предадут мечу!
При этих словах Люси Синклер свалилась без сознания на руки Аделине, которая практически доволокла ее до библиотеки и там уложила на кушетку. Тут же из подвала примчались и Синди с Аннабелль, за ними Джерри. Все трое бросились в ноги Филиппу и хором завопили:
– Спасите нашего хозяина, офицер Уайток! Они же его повесят, как пить дать, повесят.
Филипп решил взять ситуацию под контроль.
– Если у вас есть хоть крупица уважения к хозяйке, – сказал он темнокожим, – прекратите выть. – Принеси бренди для миссис Синклер, – обратился он к Аделине, – а я пошлю за врачом. – Его властный тон немного успокоил присутствующих. От глотка бренди Люси Синклер пришла в себя. Аделина поднесла к ее носу флакончик нашатырного спирта, повторяя, как ребенку: «Ну вот, ну вот».
Но с сознанием пришла истерика. Ничто не могло остановить темнокожих, и их голоса вторили голосу хозяйки. Это совершенно сбило Филиппа с толка. В ожидании врача он прохаживался взад-вперед перед домом. Когда доктор Рамзи пришел, он дал Люси Синклер снотворное, и она впала в глубокое забытье.
Врач и Филипп оказались с глазу на глаз.
– Доктор Рамзи, история тут трагическая. Я очень опасаюсь, что янки казнят нашего друга Синклера, конфискуют его имение и оставят бедную жену без гроша, – сказал Филипп.
– Я считаю, лучшее, что вы могли бы сделать, – сказал врач, – это как можно скорее избавиться от нее вместе со слугами. Вся округа видит в «Джалне» центр организации сторонников Конфедерации. Янки окажутся победившей стороной. А мы с ними соседствуем. Со своей стороны скажу: я против рабства, и это вам известно.
– Я тоже, – сказал Филипп. – Однако надеюсь, что обладаю свободой выбирать себе друзей.
Мужчины находились на крыльце, сидели на одной из крепких дубовых скамеек. В дверном проеме возникла Аделина. Ее медно-рыжие волосы распустились и падали на плечи. На бледном лице блестели темные глаза. Доктору Рамзи удалось скрыть свой восторг с помощью притворно хмурого выражения.
– Что за вздор, миссис Уайток, – сказал он, – придавать лицу такое трагическое выражение из-за неприятностей этих людей. От этого не уйдешь. Как говаривал наш величайший поэт?
Тогда увидишь, что на свет
Для мук родился ты[13].
– Мой вам совет: отправьте южан домой, там о них позаботятся. Иначе пострадает ваше собственное здоровье.
– Вы слышали, как выли эти темнокожие? – спросил Филипп. – Сейчас почему-то молчат. Странное дело!
– Молчат, – невозмутимо заявила Аделина, – потому что я их напоила.
– Напоила! – воскликнул врач. – Но чем?
– Настойкой опия.
– Боже правый! – вскричал доктор Рамзи. – Где они?
– В комнатушке за прихожей. Растянулись прямо на полу.
Действительно, забывшись тяжелым сном, темнокожие громко храпели. Опускаясь на колени возле каждого из них, доктор Рамзи осмотрел всех по очереди: пощупал пульс, оттянул веко. Вздохнув с облегчением, он поднялся на ноги.
– Благодарите Бога, миссис Уайток, – сказал врач, – что не прикончили их сильной дозой. Где вы взяли настойку опия?
– В аптеке купила, когда у Пэтси О’Флинна зуб болел, – просто ответила она. – И зубная боль утихла, и эти бедняги тоже. – Она удовлетворенно посмотрела на распростертые фигуры.
Тишина в доме и вправду стояла невероятная, после предшествующих ей бурных переживаний. Доктор Рамзи пообещал еще раз зайти пару часов спустя. Филипп с Аделиной стояли на крыльце, глядя ему вслед.
– Нам повезло, что в этом глухом месте есть хороший врач.
– Было бы еще лучше, – возмутилась Аделина, – если бы врачи не напускали на себя этот высокомерный начальственный тон! Вот я, например, не считаю себя выше других: в то время, как он утихомирил лишь одну хрупкую женщину, я справилась с тремя шумными темнокожими и нисколько не зазналась.
– Надо будет скрыться к тому времени, когда они все проснутся.
Тут появился малыш Филипп, который топал по коридору. Филипп-старший сел и усадил сына на колено. Дал ему послушать, как тикали большие золотые часы, висевшие поверх цветной жилетки на тяжелой цепи.
– Тик-так, тик-так, – пролепетал малыш.
– Любимое чадо, – провозгласил Филипп. – В нем я вижу будущего хозяина «Джалны».
– Надеюсь, это произойдет через очень много лет. – Она взглянула на него с внезапной нежностью.
– Иди ко мне, посиди на другом колене, – предложил он.
Так она и сделала.
Пока в доме происходили все эти события, трое старших детей пропадали в лесу. Они очень сблизились между собой – возможно, из-за нехватки друзей своего возраста, – поэтому когда наказывали одного, остальные тоже считали, что впали в немилость. И делили это бремя поровну, хотя рубцы были только у одного.
Николас лежал на животе под низкими раскидистыми ветками великолепного бука. Эрнест, подражая настроению брата, растянулся во всю длину своего стройного тела. Августа сидела, сложив руки на коленях, погруженная в тревожные мысли о братьях.
– Как думаете, мы когда-нибудь еще будем счастливы? – сказал Эрнест.
– Сомневаюсь, – ответила Августа. – Возможно, мы будем не такие несчастные, но это не то же самое, что быть счастливыми.
– Я не мог не рассказать, что произошло с мистером Синклером, – сказал Николас. – Новость принес Илайхью Базби. Темнокожие все равно бы узнали. Я решил, что должен им рассказать.
– Думаю, что папа сам хотел им рассказать, – сказала Августа.
– Так или иначе, – продолжал Николас, – он был в сильной ярости. Хочешь, покажу рубцы?
– Нет. – Она отвернулась. – Пользы тебе от этого никакой, а меня начнет мутить.
– Меня не начнет, – сказал Эрнест. – Покажи-ка. Наверное, не хуже тех, что бывали у меня.
– У тебя не бывало ничего подобного. – Николас со стоном сменил положение на сидячее.
Эрнест тоже сел и придвинулся поближе к брату. Николас снял дорогую белую рубашку с жабо и оттянул вниз штаны с ягодиц.
– Уф! – воскликнул Эрнест. Он так поразился, так воодушевился увиденным, что дважды перекувырнулся. – Уф! – снова крикнул он.
– Ах, Гасси. – От волнения он почти не мог говорить. – Ты бы это видела! Ну правда, посмотри.
Августа исподтишка бросила быстрый взгляд и сказала:
– Если бы папа пришел сюда и увидел, что ты разделся почти догола, он задал бы тебе еще жару.
– Почему-то, – сказал Эрнест, – я сейчас чувствую себя не таким несчастным.
Августа посмотрела на него критическим взглядом.
– Довольно бессердечно с твоей стороны почувствовать себя не таким
