комнате имелся узенький балкончик. На этажах пониже там можно было с удовольствием проводить время, но здесь, на такой высоте, было так ветрено, что пользоваться им было невозможно. Макс отодвинул дверь и бросился обратно к дивану. Я попыталась посадить паука на перила, но его сдуло с моей руки.
– Избавилась от него? – спросил он, когда я вернулась.
– Боюсь, что да. Как думаешь, он выживет при падении с такой высоты?
– Это его проблемы. Будем надеяться, что нет. Не подходи ко мне, пока не вымоешь руки.
Я сполоснула руки над кухонной раковиной.
– Интересно, как это он так высоко забрался, – сказала я. – Что он себе думал? Вряд ли тут много еды.
– А как же человеческая плоть? – пробормотал он.
– Да брось, что ты как ребенок!
Я подошла к нему, и он усадил меня себе на колени.
– Ну ты и вредина, – с обидой сказал он.
Я провела пальцами по его ключице.
– Даже мурашки побежали. Ты что, правда так боишься?
– Это от холода. Дверь была нараспашку.
– А, ну да.
– Однажды на меня упал паук, когда я просто лежал в постели, – проговорил он.
– Как это – упал?
– Появился откуда ни возьмись у меня на груди. Мне было, наверное, лет шесть, и тут паук! Огромный!
– Может, это ты, наоборот, был слишком маленький… Но как он мог на тебя упасть?
– В каком смысле – «как он мог»? Взял и упал. С потолка.
– Но разве паук может так просто упасть?
– Знаешь что, Анна, – проговорил Макс. – Смеяться над чужими фобиями не очень-то хорошо. Страх далеко не всегда рационален. Хотя, по-моему, в ненависти к паукам ничего иррационального нет. Ты вообще видела их снимки крупным планом? Одни глазища чего стоят!
– Конечно, милый, я все понимаю. Жуткие твари.
Он поднял на меня взгляд, и лицо у него было такое серьезное, что я засмеялась, – и он засмеялся тоже. Я пробежалась пальцами по его шее, он вскочил, и это рассмешило меня еще больше. Он схватил меня за руки и прижал к дивану. Я пыталась отпихнуть его, оба мы заливались хохотом, и он сказал:
– Господи, это уже какая-то рождественская реклама универмага «Джон Льюис»…
– Борьба с полуголым мужиком? – усомнилась я. – Ты уверен, что в рекламе такое было?
– Да ну тебя! Я вообще в душ собирался.
– Только смотри, осторожнее там. Я слышала, они обычно приходят парами.
Макс всем весом прижимал меня к дивану и стискивал мои руки.
– Ты несносна, – сказал он. Его губы почти касались моих. – Ненавижу тебя.
– Да ладно, не ври, – отозвалась я.
Глава шестая
На следующей неделе Марика вызвала меня прямо с занятия. Софи заболела, сообщила она, петь вечером в «Манон» не сможет и заменять ее предстоит мне. Дело уже близилось к вечеру. Софи наверняка весь день просидела над миской с кипятком, обернув голову полотенцем и вдыхая пар. Пробовала голос, снова и снова убеждаясь, что он пропал. Пропускать этот концерт, последний в серии, было никак нельзя, ведь Марика пригласила на него своих влиятельных знакомых. Марика объясняла: они даже подумывали вычеркнуть «Манон» из программы, но это единственный выход Фрэнки, а на спектакле должны быть агенты, и он очень расстроился; да, конечно, любой бы расстроился, ну а для меня это прекрасная возможность, повезло так повезло, правда ведь? Я соглашалась с ней, улыбалась, благодарила, а сама чувствовала исходящую от нее угрозу и понимала, что выступить мне нужно или хорошо, или никак, – но думать об этом было некогда. В голове билась одна-единственная мысль, вытеснившая все остальные: сегодня вечером, сегодня вечером, через три часа, сегодня вечером я пою. Волнение растревожило душу, как камушек – водную гладь, и рябь разбегалась все дальше и дальше.
У нас с Максом были на вечер планы, и я написала ему, что все отменяется. Он перезвонил и, когда я рассказала про «Манон», заявил, что придет.
– Серьезно? – воскликнула я. – Но зачем?
Не то чтобы я была против – скорее просто не могла это вообразить. Он и пение у меня в голове не сходились. Словно две мелодии, которые играешь разными руками, и руки эти никогда не перекрещиваются.
Он рассмеялся.
– Ты так удивляешься, что это даже оскорбительно, – сказал он. – Я так понял, это важное выступление?
– Ну, в общем, как бы да, – ответила я, не желая его разочаровывать. – Но это только сцена из оперы.
– Я приду. Любопытно взглянуть. Тебе бы тоже было любопытно, правда?
Любопытно. Холодное слово, эмоционально пустое. Неприятный флешбэк – что-то такое уже было: он лежал на кровати, приподнявшись на локтях, и смотрел, как я раздеваюсь. Я подошла и, раздвинув колени, оседлала его. Он по-прежнему был полностью одет и смотрел не в лицо мне, а на мое тело – сперва меня это возбуждало, но потом – эта холодная отстраненность в глазах, словно он вообще меня не видел… Он не делал ни одного движения, чтобы меня коснуться, просто лежал, откинувшись назад, и смотрел на мое тело. Я попыталась его растормошить: поцеловала, провела большим пальцем по его губе, сжала губами мочку уха, укусила, поцеловала в шею, расстегнула рубашку и запустила руки внутрь, расстегнула ремень, попыталась повалить его на спину, но он был сильнее, уперся локтями, да еще с такой ухмылкой, словно его это развлекало, словно он хотел посмотреть, что я сделаю дальше, из чисто научного интереса, а я все никак не могла продемонстрировать ничего убедительного. И вдруг я почувствовала, что, если он продолжит в том же духе, если будет так же на меня смотреть, я ему просто врежу или, хуже того, расплачусь. Но тут он ожил. Положил руки мне на бедра и перевернул меня. Завел мои руки мне за голову и стал меня целовать – и я и думать об этом забыла. А вспомнила только сейчас, когда он произнес это слово.
– Любопытно. Тебе бы тоже было любопытно, правда?
– Да, наверное.
Я выбросила его из головы. Времени не было. Через три часа поднимут занавес, а дел невпроворот. Сходить в костюмерную, чтобы мне подогнали костюм по фигуре. Увидеться с Анджелой. Распеться с ней, пробежаться по самым трудным местам, выслушать ее напутствие. Поесть пораньше, чтобы не думать об этом потом. Не забывать постоянно пить воду. Сидеть в темной репетиционной, тянуть мышцы, стараться не переживать, что вчера я позволила себе немного вина и мало спала, уговаривать себя, что это ни на что не повлияет и все будет хорошо. Получить инструктаж от Фрэнки насчет мелких изменений
