— высказался я, подводя итог на правах основной ударной силы.
Чего-то такого, в общем-то, все от меня и ждали. Основным довольным лицом был, разумеется, Конан. И невесте не дадут сгинуть, и тестю (пусть и вынужденному) шанс исправить положение дадут.
Вопрос, кто отправится со мной в поместье Ранье на ментально-семейные разборки (а мозги, возможно, придется выносить во всех смыслах) — отложили до момента после восстановления Беленуса и объяснений с ним. Если вменяемости там не найдется — уснет опять и пусть с ним родители разбираются, здесь нянек нет. Точнее, одна есть, полихромная и мохнатая, но она уже давно зарезервирована.
* * *
Предусмотрительный и бережливый дядюшка предложил мне провести лечебные процедуры с Ранье в полуподвальном помещении, переоборудованном под экстренное размещение раненых. Вроде и не темница, но и буянить начнет — особо ничего не повредит. В моем присутствии хулиганить было бы непросто в принципе, но пусть так.
Очнувшийся Беленус поначалу последовательно пробовал пугаться (недолго), возмущаться (а плазменный дымок из глаз?) и даже что-то перенастроить в моей собственной голове — но ментальное «ослепление» от огненной стены Эгиды на границе моего сознания — привело герцыгеныша в чувство.
— …И все равно, я не понимаю, барон, на каком основании Вы посмели меня захватить. Я — гражданское лицо, наследник… — попробовал начать по-новой Ранье, но времени (да-да, как обычно!) у меня не было.
— Беленус, мне откровенно все равно, что ты тут пытаешься изобразить. Включи свой ментальный инструмент, именуемый у большинства людей — мозгом! Захватили твое лицо, гражданской наружности, в расположении армии агрессора, на землях Марок. Ты — поставщик оружия для врага, а не случайный путешественник. И, при любых других обстоятельствах, я бы просто выкинул тебя после допроса сразу на азалийской границе, без сознания, в первую же канаву! И спал бы после этого аки младенец! А была бы необходимость боевая — выжег бы тебе мозги напрочь, ну, или дыру в груди, для простоты решения. Ясно, …?!
Ранье гордо вскинулся, мол, нас не запугать, но заткнулся.
— Для краткости, я в ментале тоже кое-что умею. Если ты закончишь изображать здесь книжного рыцаря с принцессой в одном лице и прислушаешься к новым ощущениям в памяти — быстро оценишь и поймешь. А няньчусь я с тобой здесь только потому, что твой братец старший обработал не только тебя в ментале, но и твою сестру, которая с моим кузеном до этого благополучно встречалась. А также твоего батюшку и, возможно, еще кучу людей из вашего окружения! А ты, как оказалось, у Селмы — любимый брат и, вроде, не совсем гад. Но это не точно! Хотя, в большей части творимой тобой хрени, приходится винить Кретуса!
Дальше, под мой рассказ, Беленус морщился, но изменения в своей памяти и восприятии анализировал.
— А откуда мне знать, что ты мне сам память всю не поменял? Раз уж ты закладки Кретуса смог убрать, а это просто не мой уровень! Такими техниками владеют у нас только глава рода и старший наследник! Может специально, чтобы к моей сестре или к нашим активам подобраться — с моей помощью? — задал резонный, в общем-то, вопрос Ранье.
— Первое. Если ты хоть чего-то стоишь как менталист, сможешь проверить соответствие сказанного мною — по старым отрезкам своей памяти. Чем переписывать всю жизнь человеку — проще вообще его личность стереть! (Обезьянусы мои координаторские не дадут соврать!) Второе. То, что ты такой вопрос задаешь — хоть как-то свидетельствует о твоей свободе воли. Вот о странностях с отцом и сестрой — ты вопросы не задавал под закладками! Третье. Мне было бы проще сделать из тебя пропавшего без вести. Честно! Особенно, после твоих невинных фокусов с Лориеном Сориа, на отборочном турнире в Уртире. Помнишь? Или, возвращаясь к началу, заменить закладки Кретуса на свои. И представил бы ты меня семье, как своего старого и лучшего друга из Академии!
На упоминании о Турнире Беленус опять задрал свой наследный нос, при этом покраснев:
— А что за идиотский турнир, где я должен драться в четверть своих возможностей!
— А наследнику герцога тот турнир вообще зачем уперся? Мне в Академии тоже дуэлировать пришлось на одном ускорении, без моего огня. Не слышал про мою дуэль с Партеном? Это мы потом с Адэйром общаться стали, а на площадке он меня размазать тогда собирался и у него-то «каменная кожа» вполне себе работала.
Надувшийся на мои упреки Беленус еще помолчал, а потом аристократично попросил:
— Бездна с тобой! Дай мне поработать с памятью минут десять. Не каждый день в таком … оказываешься. Надо разобраться, какого … тут происходит…
Я кивнул, оттащил свой стул в угол комнатки и устроился для собственной медитации, чтобы не терять время.
Через четверть часа Ранье отмер:
— И что же мой враг планирует делать со своим пленником? Обменять меня на сестру?
— Хочешь верь, хочешь — нет, но твою сестру я могу просто забрать без чьей-либо помощи. И твоей в том числе. А по поводу врага — это основополагающая твоя ошибка…
И я поведал Беленусу притчу о маленькой птичке и коровьей лепешке. Еще пять минут и я его просто отправлю спать дальше!
— Хах! А ты забавный, барон Бер! И что же — ты сейчас мне расскажешь, как собираешься спасти из чистого благородства мой род и все такое? По дружбе?..
И я, в сугубо интеллигентных выражениях, не выше двух этажей, поведал герцогскому наследнику, о том, что его род, его Азалия и аристократическое благородство меня волнуют мало. А вот семейное счастье брата — много. Но попутно, хотелось бы вернуть прежнюю нейтральность одной герцогской семье. Которая, как сапожник без сапог, обладая ментальным специалитетом, умудрилась многое упустить в воспитании своего старшего наследника. Ну и Селма будет переживать, если у ее родных все будет не по фэн-шую.
— А сам ты — всемогущий архимаг, мы сейчас мгновенно перенесемся по воздуху в наше поместье и твои жуткие элементали раскидают нашу гвардию в мгновение ока! А потом мой очнувшийся отец с радостью одобрит брак единственной дочери с твоим замечательным кузеном, вторым наследником глухого лесного баронства. Которое, о ужас, скоро будет разорено королевской армией и отдано во владение какому-нибудь безродному армейскому магу.
Ранье закашлялся и продолжил:
— Прости, Бер, ничего личного! Я просто скорблю о судьбе своего великого и несчастного рода, который стал разменной монетой
