шагах от отчего дома! Ха! Да в Мейден-Хилле уже четверть века как не случалось убийства! Двадцать пять лет! И тут появляетесь вы!
Капитан застыл на полпути между камином и столом с морскими безделушками. Набрав побольше воздуха, он, едва не сдувая брови Саймона, выпалил:
— Негодяй! Бандит! Хам! Гнусный угрожатель безопасности английских… а… э… — Капитан двигал губами, пытаясь подобрать нужное слово.
— Девиц, — подсказал Хедж. Именно он чуть ранее — очевидно, чтобы лишить Саймона женской поддержки и сочувствия, — принес чай, а не Бетси или миссис Броуди. После чего притаился поблизости, якобы возясь со столовым серебром, а на самом деле жадно ловя каждое слово.
— Дам, — поправил капитан, зыркнув на слугу, и перевел негодующий взгляд на Саймона. — Какая неслыханная подлость, сударь! Что вы можете сказать в свое оправдание? А? Что?!
— Я совершенно с вами согласен, капитан. — Саймон устало откинулся на спинку канапе. — Кроме ваших заверений в кротости и почтительности. Со всем уважением, сэр, но я не заметил в мисс Крэддок-Хейз ни того, ни другого.
— Как вы смеете, сэр, после того, как из-за вас моя дочь чуть не погибла! — Старик, с побагровевшим лицом, помахал кулаком в сторону виконта. — Ха! Если вы в течение часа не уберетесь из этого дома, я вас вышвырну. Я этого так не оставлю. Люси — само сердце и душа нашего общества. Она здесь многим дорога, а не только мне. Если потребуется, вас обмажут дегтем, вываляют в перьях и в таком виде вынесут на жердях из города!
— Господи! — воскликнул Хедж, по всей видимости, взволнованный речью капитана; хотя неясно, выражал ли он тем самым свою привязанность к Люси или надежду увидеть аристократа в дегте и перьях.
Саймон вздохнул. У него разболелась голова. Сегодня утром — гадая, а вдруг пуля убьет бесценное создание, лежащее под ним; сознавая, что в таком случае сойдет с ума; ужасно боясь не суметь спасти, — он натерпелся такого леденящего душу ужаса, какого на своем веку не испытывал ни разу. Пережить подобное вновь — этот беспомощный страх за жизнь другого человека — нет уж, увольте! Разумеется, Саймон был не в себе с тех самых пор, как между ним и землей оказались нежные ножки Люси. Проклятье, да у него сердце едва не остановилось от этого восхитительного ощущения! А ведь он поклялся, навсегда зарекся от того, что тогда чувствовал: ее лицо близко к своему лицу, уютно прижатую к паху попку. И даже с ужасом осознавая, что виноват во всем, что именно он подверг ее жизнь опасности, и несмотря на толстый слой добротной английской одежды между ними, Саймон возбудился от близости Люси. Теперь он знал, его ангелочек способен поднять мужчину из мертвых и десять дней спустя после смерти, и вовсе не в религиозном смысле.
— Капитан, я нижайше прошу прощения, что подверг опасности мисс Крэддок-Хейз. Уверяю вас, — сознавая, разумеется, запоздалость своего признания и малую его пользу, — что, подозревай я подобное развитие событий, вскрыл бы себе вены прежде, чем позволил вашей дочери пострадать.
— Пфф, — саркастично фыркнул Хедж, с успехом выражая свое мнение даже таким бессловесным способом.
Капитан целую минуту молча сверлил взглядом Саймона и наконец воскликнул:
— Ха! Красиво заливаете, но, полагаю, искренне!
После таких хозяйских слов Хедж выглядел слегка ошарашенным, впрочем, как и Саймон.
— И все же я хочу, чтобы вы покинули этот дом, — проворчал капитан.
Саймон кивнул.
— Я уже попросил Генри упаковать мои пожитки и послал записку мистеру Флетчеру на постоялый двор. Мы уедем не позднее чем через час.
— Хорошо. — Капитан сел и внимательно посмотрел на виконта.
Хедж поспешил к хозяину с чашкой чая.
Старик взмахом руки отказался.
— Да не эту трюмную водицу. Подай бренди, старина.
Тот благоговейно открыл буфет и достал графин. Сквозь стекло, налитая наполовину, просвечивала насыщенного янтарного цвета жидкость. Хедж наполнил два бокала и подал их господам, а затем тоскливо уставился на графин.
— Хэх, да плесни уже, — разрешил капитан.
Хедж отмерил себе напитка, не больше дюйма, и в ожидании поднял бокал.
— За прекрасный пол, — предложил Саймон.
— Ха, — проворчал старик, но все же выпил.
Хедж залпом осушил свой бренди и, закрыв глаза, содрогнулся.
— Чудесссная вещь.
— Твоя правда. Я знаком с береговым контрабандистом, — пробормотал капитан. — Когда вы уедете, Люси окажется вне опасности?
— Да. — Саймон опустил голову на спинку канапе. Превосходный бренди лишь усилил головную боль. — Они охотятся за мной, и, когда я уеду, эти шакалы бросятся следом.
— Так вы, стало быть, знаете убийц?
Саймон, прикрыв глаза, кивнул.
— Те же, что оставили вас подыхать?
— Или нанятые ими головорезы.
— Что это вообще такое, а? — проворчал капитан. — Рассказывайте.
— Месть. — Саймон открыл веки.
Старик даже глазом не моргнул.
— Вы мстите или они?
— Я.
— За что?
Саймон посмотрел в бокал, поболтал жидкость, глядя, как та окрашивает стенки.
— Они убили моего брата.
Старик выпил.
— Хм. Тогда желаю вам удачи. Но не здесь.
— Благодарю. — Саймон допил содержимое бокала и встал.
— Вы ведь знаете поговорку о мести.
Саймон развернулся и, — поскольку от него ожидали вопроса и старик отнесся к нему снисходительней, чем он имел право надеяться, — спросил:
— Какую?
Капитан ухмыльнулся, как злой старый тролль.
— Будьте осторожны с местью. Иногда она изворачивается и кусает вас за зад.
* * *
Люси стояла у выходящего на дорогу узкого окна спальни и наблюдала, как мистер Хедж и камердинер Саймона нагружают внушительный черный экипаж. Судя по всему, они спорили, как именно уложить вещи. Мистер Хедж неистово размахивал руками, камердинер презрительно улыбался необычно красивыми губами, а несчастный лакей, с предметом спора в руках, уже пошатывался под его тяжестью. Не похоже, чтобы они скоро закончили, но факт оставался фактом: Саймон уезжает. И хотя Люси знала, что день этот неминуемо настанет, все же оказалась к нему не готова и теперь чувствовала… что?
Стук в дверь прервал ее беспорядочные размышления.
— Войдите. — Люси обернулась, опустив прозрачную занавеску.
Саймон открыл дверь, но остался в коридоре.
— Могу я с вами поговорить? Пожалуйста.
Она молча кивнула.
— Я подумал, — нерешительно начал он, — не прогуляться ли нам по вашему саду?
— Разумеется. — Разговаривать с ним в спальне, наедине, было бы неприлично. Люси схватила шерстяную шаль и, идя впереди Саймона, спустилась по лестнице.
В эту пору огородик миссис Броуди являл собой печальное зрелище. Твердая земля покрылась тонкой коркой смертельного для растений инея. Ободранные стебли кучерявой капусты поникли и выстроились пьяным рядком. Подле виднелись хилые перышки зеленого лука, примерзшие к земле, черные и хрупкие. Сморщенные яблоки, из тех, что пропустили
