взгляд явно идет вразрез со словами.
А Кай так вообще меня сканирует. Улыбка застывает на губах. От взгляда племянника готова тут же сквозь землю провалиться.
— Вы меня простите. Устала с дороги. Прилягу, — хочу как можно скорее остаться одна.
— Я провожу тебя, — деловым тоном изрекает Кай.
Ага, размечталась, от племянника так просто не спрятаться.
— Идем, — беру его за руку.
Молча доходим до моей комнаты. Замираю на пороге. Чувствую напряжение, повисшее в воздухе.
— Поздравляю, Кэрол, — мороз по коже. Вздрагиваю. Едва на ногах удерживаюсь.
— А есть с чем, Кай? — разыгрывать перед ним недоумение нет смысла. Этот ребенок понимает гораздо больше меня.
— Возможно, да… — пожимает худенькими плечиками.
— То есть ты не уверен?
— У тебя в судьбе скоро будет разветвление, и все зависит, какой дорогой пойдешь.
— А какой мне идти? Кай, подскажи, помоги мне! — присаживаюсь на корточки, заглядываю в бездонные и далеко не детские глаза. Я наверно совсем умом тронулась, раз прошу помощи у ребенка.
— Вселенная не дает нам больше, чем мы можем вынести. И желая помочь, я боюсь навредить. Могу только сказать, не подставляй спину, — сжимает мою руку пальчиками. Закусывает губу. Он чем-то явно расстроен.
— Кому? Кай, можно чуть больше деталей? — столько мольбы в моем голосе, столько отчаяния. Презираю себя, что перед ребенком слабость показываю. Нашла перед кем раскисать, так ведь напугаю его.
— Просто помни, что порой конец… это лишь начало…
Малыш, скорее всего, хотел успокоить, а только раны разбередил. Даже по его взгляду понятно, что ничего хорошего меня не ждет.
Через два дня я поняла, насколько все плохо. У меня началась ломка. Самая настоящая и раздирающая. Будто тело требует дозы и иссыхает живьем, мышцы выкручивает, а кости ломаются. И в груди усиливается жжение, сердце колотит как бешеное, кажется, еще немного и разорвется. Мне плохо и морально и физически, мучает бессонница. А если забываюсь тревожным сном, то мне снятся белые клыки, которые вонзаются в тело.
Только через несколько дней осознала, что мне необходимо ощутить укус князя. Это превратилось в жизненную потребность. Если этого не случится в ближайшее время, то я сойду с ума, рассыплюсь на осколки.
Кай старается постоянно быть со мной рядом. Протирает мой лоб мокрым полотенцем, шепчет успокаивающие слова. И смотрит с таким отчаянием, что выть охота. Я и вою, зажав зубами подушку. Все сложнее становится спрятать свое состояние от брата с женой. Волки не болеют как люди, и если они меня увидят в таком состоянии, то от расспросов мне не отвертеться.
Артас уже стал подозревать. Предложил позвать лекаря. Мне удалось списать все на простую хандру, но если мне станет хуже, мои крики переполошат весь дом.
Потому через пять дней я приняла решение слинять ночью из дома. Сказала только Каю. Не могу я находиться рядом с ними, не хочу, чтобы переживали, задавали вопросы, на которые у меня нет ответов. Уходила я почти ползком, ноги не держат. Сальвадор! Что ты со мной сделал?! Все тело подчинено одному непонятному желанию, ломка усиливается.
В лесу перекинулась, заставила своего зверя проснуться, двигаться, усиливать физические нагрузки, устать настолько, чтобы ничего не соображать. Но даже когда валилась с лап от усталости, все равно в голове звучал обволакивающий шепот: «mi estrella» и я до одури жаждала услышать его воочию.
Вспоминала наши встречи с князем, то, как вначале он отказался меня кусать, сославшись на последствия. Так зачем, сукин сын, ты передумал? Зачем обрек меня на эти муки? И у меня нет ни малейшего понятия, как это прекратить! Мне что, искать его, где бы он ни находился, падать на колени и молить, чтобы укусил? Я реально превратилась в наркоманку. Но ведь даже у них ломка проходит! А когда мне станет легче? Когда уйдет эта разъедающая меня пустота, когда перестанет выжигать нутро тоска?
Через неделю моего лесного затворничества мне стало легче. Точнее, я свыклась с новой болью, научилась с ней существовать. Вернулась домой, как побитая собака. Нельзя мне надолго оставлять их, роды слишком близко. Неужели он не поможет? И как мне его искать тут в мире? Можно снова пойти к шаману. Но почему-то медлю. Не раз, будучи в волчьем обличье, мелькала мысль посетить старика, но лапы туда не несли. Не могла пересилить себя. А надо было, на кону стоит слишком многое.
Артас был чем-то озадачен. Услышала его обрывок разговора с Норбертом.
— Сейчас я должен быть рядом с женой. Но как только родится дочь, непременно займемся этим вопросом. А ты пока разузнай все.
— Непременно, Артас. Но… — старый волк посмотрел в мою сторону и прервал речь. — Доброе утро, Кэрол, — улыбается, а в глазах тревога.
И это состояние мне передается.
— Что-то случилось?
— Пока нет. Поводов для волнений тоже. Просто надо кое-что проверить. Я поставлю тебя в известность, если будет угроза, — протянул Артас задумчиво.
— А она может появиться?
— Кто его знает, — шумно выдохнул и пошел в дом.
— А ты ничего не хочешь рассказать? — Норберт пытливо заглядывает мне в глаза.
— Нечего, — пытаюсь изобразить беззаботный вид.
— Если что, обращайся. У тебя не такая уж большая и сильная спина, чтобы вытянуть все в одиночку, — сжал мою руку между своих ладоней. Посмотрел так, что сердце сжалось.
Что-то происходит. Чую. И это что-то имеет прямое отношение к князю и его кровососам! Не может такое количество нагрянувших вампиров остаться незамеченным. Вопрос в том, как они себя поведут, и есть ли реальная угроза для волков?
Мне надо поговорить с князем. Надо выяснить. Но все отошло на второй план, когда я увидела Мишель. И не было меня ведь всего неделю. Девушка стала серой. Вроде бы и улыбается, и ведет себя, как раньше, только устает сильно. Почти все время лежит. Можно было бы списать все на скорые роды. Но тут дело в другом, зло, оно опутывает ее. Марго набирает силы, готовится к своему возвращению. Хотелось бы думать, что просто накручиваю сама себя, но, увы, дело пахнет гнилью. И достаточно одного взгляда на племянника, чтобы мои догадки еще больше окрепли.
В новых переживаниях и непрекращающейся ломке прошла еще неделя. Утром мое тревожное забытье прервал звонок мобильного. Номер незнакомый. Но еще до того как подняла трубку, я знала кто это. Сердце неистово забилось в груди, перед глазами все поплыло.
— Mi estrella, — его голос проливается бальзамом на открытые раны.
— Привет, Сальвадор, — хрипло, тщетно пытаюсь не выдать странную радость охватившую меня. — Ты соизволил позвонить. Чем обязана такой чести?
— Жду
