Дородная и внушительная горничная, редко улыбающаяся, но бесконечно преданная, белокурая немка Амалия, с успехом заменившая отбывшую на родину соотечественницу — Роз–Мари, которой несказанно повезло: умер какой‑то дальний родственник, и она оказалась единственной наследницей миллионного состояния с огромной океанской яхтой в придачу.
И, наконец, садовник Филл — тоже негр, причем весьма почтенного возраста, но он, в отличие от Билли, просил не называть его негром, а только афроамериканцем, в крайнем случае темнокожим, и очень обижался, если кто‑то не учитывал его пожеланий.
Нелишне заметить, что весь обслуживающий персонал неукоснительно придерживался правила, введенного Джулией еще со дня вселения в этот
дом: внутри него все были обязаны говорить только по–русски. Единственный, кому с большим трудом удавался этот «страшный» русский, был Филл. Поначалу он даже пытался бастовать, но когда никто его не поддержал и никто не захотел говорить с ним по–английски, волей–неволей пришлось осваивать азы незнакомого языка. Старый Филл настолько втянулся, что вскоре стал поправлять гордую немку Амалию, которой, оказывается, язык давался труднее, чем старому садовнику.
Джулия сидела за компьютером, блуждая по Интернету в поисках достойного покупателя на свой дом, когда в уличную дверь позвонили. Через несколько минут к ней в кабинет заглянула горничная Амалия.
Миссис Джулия, я могу взят возможность отрыват вашу внимателност для сообщения? — проговорила она с каменным выражением лица.
Про ее осанку нельзя точнее сказать, чем говорит об этом простой русский народ: «Словно оглоблю проглотила!»
Да, слушаю тебя, Амалия!
К вас дошел темный герр со странный фамилия… — Она наморщила лоб и тут же сдалась: — Нет, не можно сказат! — закончила она, и впервые Джулия заметила в ее глазах какое‑то движение мысли: казалось, что ей просто не терпится о чем‑то поведать своей хозяйке.
Ты явно что‑то хочешь мне сообщить? — подтолкнула ее к ответу Джулия, уверенная, что сама она никогда бы не решилась.
Я думать… нет, я твердо знать, что господин, тот, что стоят там, в прихожая, не очень мужчина. — Амалия вдруг смущенно опустила глаза.
О чем ты, Амалия? — не сразу поняла Джулия.
Ну… — замялась горничная, — я не знать это по–русски… По–английски блю–мен…
Господи, голубой, что ли? — Джулия расхохоталась. — Кажется, я знаю, кто это… Эммануэл Элсуорд или, как его называют в некоторых кругах, Длинноногая Эмми, не так ли, Амалия?
Точно так, миссис Джулия! — Она едва ли не впервые позволила себе улыбнуться. — Как смешно: Длинноногая Эмми! — повторила Амалия, но тут же стерла улыбку с лица и спросила: — Что он может услышат, миссис Джулия?
Проводи его в гостиную и скажи, что я сейчас выйду. И попроси Нионилу приготовить кофе и подать бутерброды с черной икрой.
С черный икра? Но это же такая дорого! — У нее глаза на лоб полезли.
Не дороже денег, дорогая Амалия, а Эмми будет приятно: он не просто обожает, а влюблен в черную икру и называет ее русскими рыбьими яйцами.
Рыбьими яйцами? — ужаснулась горничная и на полном серьезе выдохнула как бы про себя: — Идиот!
Амалия! — предупреждающе воскликнула
Джулия.
Иду, миссис Джулия, иду! — невозмутимо отозвалась та и с гордой осанкой выплыла из кабинета.
Сменив домашний халат на джинсы и ярко–синюю кофточку, Джулия буквально впорхнула в гостиную. Эммануэл сидел за столиком и рассматривал русские журналы. На нем был яркий дорогой костюм от Армани голубого цвета. Из‑под пиджака кричаще выглядывало оранжевое жабо. Пышная прическа а–ля Бриджит Бардо и ярко наманикюренные длинные ногти недвусмысленно подчеркивали его ориентацию.
Господи, милая Джулия, вы стали еще более прекрасны! — томным бархатным голосом произнес он: — Как жалко, что я не мужчина: влюбился бы просто без памяти! — Он кокетливо склонил голову и отвел мизинец в сторону.
Ты тоже похороше… — Джулия запнулась, не зная, как сказать, Эммануэл пришел на помощь:
Похорошела, милочка, похорошела! — Он довольно рассмеялся. — Я осталась все той же Длинноногой Эмми, какой и была. Спасибо за комплимент, дорогая Джулия! Стараюсь следить за собой.
Какими судьбами, Эмми, ты оказалась… — начала спрашивать Джулия, но тут Амалия вкатила столик на колесиках, на котором стояли чашки с кофе и тартинки с черной икрой.
Господи, Джулечка, вы не забыли, как я люблю ваши русские рыбьи яйца! — Он даже захлопал в ладоши и едва ли не подряд сунул в рот три тартинки. — Боже, умереть не встать! — смакуя, выплескивал он свои эмоции.
Быстро насытившись, он запил чашечкой кофе и удовлетворенно воскликнул:
Это хай–класс!
Очень рада, что удалось доставить тебе удовольствие, — заметила Джулия, потом прямо сказала: — Ты, Эмми, пришла как раз в тот несчастливый для меня день, когда я решила расстаться с этим домом. Так что ты чудом застал меня здесь.
Как, вам надоел этот дом? — удивился Эммануэл. — Или он стал мал для вас и вашего ребенка? Кстати, сколько Савочке: годик, два или больше?
Два с половиной уже…
Как бежит время! — всплеснул руками Эммануэл. — Так чем же вас не устраивает этот уютный домик?
Всем устраивает, кроме денег, которые нужно тратить на его содержание… и тратить, как ты знаешь, регулярно. — Джулия огорченно вздохнула
и машинально огляделась по сторонам. — Кому как не тебе знать, что произошло с моими акциями этой дурацкой компании «Энрон»?
Господи, милая Джулия, стоит ли огорчаться потере пары сотен тысяч баксов, если вы в это же время увеличили свои капиталы едва ли не вдвое? — с лукавым кокетством проговорил Эммануэл, но его тон был вполне серьезным.
О чем это ты, Эмми? — не поняла Джулия. — О каких капиталах ты говоришь?
Дорогая Джулия, — торжественно начал Эммануэл, — хотя мне больше нравилось имя Розочка, надеюсь, вы не забыли, что я до сих пор являюсь вашим поверенным в той самой фирме, куда ваш будущий супруг перевел десять миллионов долларов на вашу учебу и вашу жизнь здесь?
Разумеется, помню, но какая сейчас разница, если банк, в котором лежали все мои деньги, обанкротился?
Разница существенная, милая Джулия. — Он многозначительно поднял кверху указательный палец. — Дело в том, что когда‑то я вам дал слово, что Длинноногая Эмми из кожи вылезет, но вы никогда не будете ни в чем нуждаться! Помните?
Ты с первого дня был очень любезен по отношению ко мне, — улыбнулась Джулия.
Любезность в карман не положишь. — Он усмехнулся. — Дело в том, что мне удалось застраховать все ваши акции под очень большой процент. Тогда даже в кошмарном сне никому не могло присниться, что такая мощная корпорация, как «Энрон», может лопнуть. Помнится, от своего шефа я получил серьезный нагоняй, когда он узнал, что я потратился на страхование ваших финансовых операций.
