Я замешкалась. Вроде, как и разговор с отцом не очень складывается, с другой стороны, уезжать от него пока совсем не хочется. Но отец вдруг неожиданно решил за меня мою дилемму, он просто произнес: «Пусть приезжает». Я подняла на отца глаза и застыла. Как-то я не подумала, что мой разговор со Стасом он тоже слышит. Это так отец выпроваживает меня? Стало как-то мигом неуютно и не по себе. Захотелось поскорее увидеть Стаса и утонуть в его нежных и надежных объятиях. Поэтому я назвала адрес и номер дома. При этом добавила, чтоб позвонил мне, как подъедет. Мы попрощались, и я убрала телефон.
Отец сидел и молча пил воду, смотрел в окно. Потом повернулся ко мне и спросил:
— Арина, ты счастлива? Счастлива рядом с ним? — в его взгляде впервые вижу интерес. И я цепляюсь за этот крошечный шанс проложить друг к другу тропинку.
— Счастлива. Мы правда короткий период только вместе, но мне рядом с ним очень хорошо и спокойно.
На его лице мелькнула озадаченная улыбка. Он сделал последний глоток воды, поставил пустую чашку на стол и ответил:
— Мы встретились с тобой на перепутье наших дорог. Моя дорога уходит в закат, а твоя только начинается. Несмотря на жизненный опыт я не могу тебе дать никаких советов. Потому что моя жизнь прошла как один день, как затянувшийся день. Обернулся, а уже помирать пора.
— Не говори так, можно ведь еще бороться. Никто наперед не знает, что уготовано судьбой.
Он улыбнулся. Впервые просто, открыто и без причины.
— Ты в детстве очень любила сказки. Знаешь, какая у тебя была самая любимая?
Я тоже невольно улыбнулась вслед за ним и покачала отрицательно головой. Вот он хрупкий мостик нашего доверия, на который мы робко сейчас вступили и сделали крошечный первый шаг. Я плохо помню отца из своего детства. Какие-то только короткие эпизоды, незначительные. И конечно мне интересно, какой запомнил меня он.
— Ты очень любила сказку про горшочек каши, который всё варил и варил, пока не накормил кашей весь двор. Могла раз по пять на дню просить ее прочесть. Уж все наизусть ее выучили, а ты все повторяла и повторяла «про кашу, про кашу». Только начала ходить, а уже стало ясно, что ты растешь доброй и отзывчивой девочкой. Прошло столько лет, а я вот смотрю на тебя сейчас и вижу всё ту же добрую и наивную девочку. Тебе только дай такой горшок с кашей в руки и ты сразу пойдешь спасать всё человечество от голода.
Я улыбнулась и сразу ему ответила:
— Ты прав, я бы не отказалась от такого горшка. Только бы не раздавала кашу, а продавала. Глядишь бы, и разбогатела.
Он улыбнулся и тоже сразу нашел что ответить:
— Ну вот здесь в мою породу пошла. Я тоже люблю быстрые и халявные деньги.
Произнес и скорчился от боли, сразу закашлял. Я задела его рукой за локоть и спросила:
— Болит? Я могу тебе чем-то помочь?
Конечно глупые вопросы задаю, но я растеряна. Я не знаю, что в таких ситуациях делать? Вызывать скорую? Он несколько минут боролся с болью, кивал отрицательно головой и показывал жестом, что всё под контролем, а я наблюдала и молчала, не понимая, чем тут можно помочь. Наверно вскоре приступ отступил или он свыкся с этой степенью болевого порога. Выпрямился. В очередной раз нервно закурил.
— Чем я могу тебе помочь? — снова повторяю свой вопрос. — Может нужно купить лекарства?
Сразу в голове продумываю план, как уеду домой, возьму из дома деньги и вышлю ему. Вот только точно ли он купит на них лекарства?
Он встает и подходит к форточке.
— Арина, передай своей матери, что я виноват перед ней. Я много чего обещал ей по юности, но даже малую часть из этого не выполнил. — Делает затяжку и медленно выпускает дым. — Всё что было светлого в моей жизни связано с ней. Я ей благодарен, что она родила мне тебя. — Поворачивает голову и уже следующие слова адресует лично мне. — Если ты ждешь, что я скажу, что жалею о том, что не видел, как ты растешь, то этих слов ты от меня не услышишь. — Возвращает взгляд в окно. — Если посмотреть на мою прожитую жизнь, то я даже рад, что ты росла вдали от меня. Ничему хорошему я бы тебя научить не мог, да и дать тебе мне было бы нечего.
— Ошибаешься, — теперь я понимаю от кого во мне заложена прямолинейность, — ты бы мог меня научить любить несмотря ни на что. Ведь любят ни за богатство, ни за какие-то блага, а любят…
Отец перебивает:
— Вопреки? — он ухмыляется. — Арина, ты еще просто не видела жизни. Сначала людям важно просто быть рядом, потом они хотят залезть тебе под кожу, а потом у них появляются к тебе требования.
После этих слов рухнул наш хрустальный мостик. Вот прямо с хрустом и треском, и я упала в воду. Бултыхаюсь одна, карабкаюсь, жду руку помощи от отца, но он просто стоит, молча курит и смотрит на меня сверху. И ощущается такая безысходность.
Медленно и одиноко слеза скатилась по лицу. Я вытираю ее резким движением руки и озвучиваю ему фразу, которую всю свою жизнь проносила в сердце:
— Папа, я тебя ждала. Я надеялась, что ты меня найдешь.
Он тушит недокуренную сигарету и садится на табуретку напротив меня. Заглядывает мне в глаза и отвечает:
— Арина, ты выдумала меня, нарисовала героя. А я не такой.
Не хочу дальше слушать его слова, уже приблизительно понимаю, что он дальше скажет. Поэтому кладу свою голову ему на колени и отвечаю:
— Неважно. Ты просто мой отец. Только это важно.
Он начинает гладить мои волосы со словами: «Ну этого уже не изменить. Я навсегда останусь твоим отцом, дочка». Я улыбаюсь и слезы прорываются сплошной волной. Такие простые и банальные слова, обычные жесты, но как много они для меня сейчас значат.
Какое-то время мы сидим в полной тишине, отец поглаживает мои
