у деда на ножнах рассматривал — вроде, много линий, все сплетаются, а пальцем ведёшь-ведёшь — по всем протянешь и в начало же вернёшься. Если плетёнку развернуть, то получалась длинная змейка серебряная с одним изумрудным глазком. По поводу добавления камней я с Горушем дополнительно посоветоваться хотел, когда металлическая основа готова будет. Уж больно элементаль токи энергетические хорошо чувствует, точно подскажет, куда и что лучше поставить.
СУББОТНЕЕ
Проснулся снова ни свет ни заря — в банк же ехать, а после на тренировку.
— Дядька, Степаниду буди, вместе со мной поедет.
— Что, и даже чаю?.. — привычно начал ворчать Пахом.
— Попьём, попьём! Скажи там, пусть быстрее накрывают.
Во дворе уже брякали сгружаемые в нанятый грузовик серебряные плашки. Вот, кстати, и грузовик бы у Муромцев прикупить, небольшой какой-нибудь, для своего подворья.
Степанида выскочила с дедовой полевой сумкой:
— Дмитрий Михалыч! А лечилки⁈
— В аптеку зайдём, купим.
Забегали, засуетились, деловые все.
— Я сегодня пожалуй что лучше мечом, — объявил Кузя и повис фибулой на пиджаке.
— Ваша светлость! — в горницу заглянул Фёдор. — Документы!
— Знаешь что, Федя, я тут подумал — поезжай-ка с нами. Доверенную бумагу в банке на тебя оформим, чтобы мне туда-сюда не метаться. Будешь снимать, сколько следует.
Фёдор исчез, зато возник дворник с отчётом, что серебро уложено и «такся у ворот пишшыт».
— Так впустили бы! — нахмурился Пахом. — Чего заскакали, его светлости поесть не даёте?
— Так грузовик-от не велено было до времени выпускать, ворота́-то перегорожены.
— Пошли, Стеша, какие уж тут чаи, — я подхватил чемоданчик. — Мы с тобой лучше мороженого в кафе съедим, м?
— Ага! — радостно подскочила Стешка и схватила свою докторскую сумку.
Пришлось выходить на улицу и там усаживаться в такси. Пахом ворчал, что это опять «не по чину», но выполнять перестроения автомобилей ради удовольствия сесть в машину у крыльца — это ж какой-то цирк с конями.
В «Сибирском золотопромышленном банке» стояла субботняя тишина. Несколько охранников на входе и очень серьёзный служащий.
— Я так понимаю, сегодня вы открылись специально ради меня? — спросил я последнего.
— Да, конечно, ваша светлость. Для особых клиентов мы работаем в любое время дня и ночи.
Дальше никаких неожиданностей не возникло. Всё было очень чётко, размеренно, деловито — очень мне нравится такой подход. Я оформил на Фёдора бумаги, позволяющие ему получать деньги по моим распискам и отпустил его домой, наказав к часу прислать горничную к воротам Академии. А мы со Степанидой пошли отметить удачное вложение денег в кафе-мороженое «Морозко». В огромной витрине красовался дед в долгополой шубе и с ледяным посохом — видимо, этот самый Морозко. Кто таков? Не ведаю. Хотя, если бы кафешку назвали «Пиршество в Йотунхейме»* — кто бы захотел туда идти? Серые глыбы льда погрызть? А тут вон как жизнерадостно, шарики разноцветные, орешки, шоколадом поливают…
* Йотунхейм — земля йотунов,
инеистых великанов.
Мы съели по тарелке разноцветных шариков со всякой дополнительной всячиной, запили горячим шоколадом — вполне сытный и приятный завтрак.
— Пошли, Стешка. В аптеку ещё надо забежать.
Аптекарша увидела нас, обрадовалась.
— Лечилочки?
— Лечилочки, — согласился я, — тридцать штук. И что-нибудь из боевого.
— К сожалению, только скорости две, — покачала она головой.
— Давай обе.
— Помните, да? На первой минуте ускоряет впятеро, потом эффект начинает плавно снижаться, до полного исчезновения. Срок действия — десять минут. Строго по одной, иначе сердце не выдержит.
— Это я знаю. И вот ещё. Те уколы, для расширения каналов — закажи-ка мне ещё партию и посчитай предоплату.
Раз уж начинает что-то неприятное раскручиваться, придётся мне перетерпеть и постараться хоть чуть-чуть побыстрее себя раскачать.
Павильон нашёлся мгновенно. Земляной.
— Какие идеи? — спросил Кузя.
— Идея моя проста и прекрасна. Пью ускорин, творю каменный дождь и работаю тобой, чтоб ничего меня не зацепило.
— Достойный план, — оценил Кузя, — поддерживаю. Начнёшь падать — я тебя прикрою.
— Я всегда в тебя верил. Стеша — в сторонку отойди. Поехали!
Дождь я сгенерировал не очень густой — больше град, чем обвал, так скажем — но протяжённый по времени, чтобы мой заряд растянуть и на подзарядку в музей не бегать, пока действие ускорина не кончится. Но на сердце эта гадость действует вообще конкретно –две лечилки пришлось выпить, чтоб в горле долбить перестало, и то к музею шёл — руки всё ещё тряслись.
— Может, не надо вторую? — опасливо спросила Степанида.
— Надо, Стеша, надо. Кто ж за меня так меня ещё мордовать будет?
Я подзарядился маной, вернулся в павильон — и немедленно выпил второй бутылёк. И то ли от того, что руки тряслись, то ли реально этот ускорин криво влияет — но камни полетели не с грецкий орех, а с кулак! Да чаще! Да со свистом! Вот я наскакался от души. Под конец меня ещё и отлетевшим осколком приложило — на весь лоб царапина, морда в крови, Стешка ревёт, Кузьма расстроился.
— Ну и чего вы, — говорю, — дурью маетесь? Смотри, лекарь: лечилку взяла, на палец капнула — да прямо царапину мажь.
— А у вас лицо грязное… — всхлипнула Стеша.
— А! Ерунда. В раздевалке сейчас умоюсь, да и всё. И ты, Кузя, тоже не кисни. От всех осколков не застрахуешься.
— Ну уж нет, — сердито сказал Кузьма. — Так рассуждать, я тебя домой красивым как решето буду приносить. Разыгрались, разбаловались… Хватит. По-серьёзному тебя прикрывать буду, как в бою.
— Да уж сильно-то не усердствуй, ускорин у меня всё равно кончился.
— У тебя кончился — а у меня не кончился.
