результате браки геев и лесбиянок, сексуальные отношения вне супружеских гетеросексуальных отношений и образование в области человеческой сексуальности приводят к жестокому обращению с детьми самого гнусного вида.
Хочется верить, что "само собой разумеется", что квиры и молодые феминистки больше всего страдают от своего юридического бесправия и публичной диффамации. Однако, судя по всему, это не само собой разумеется. Говоря об очевидном, приходится дополнять его критикой иного порядка, когда конкурирующее понимание очевидного стремится обрести власть и стереть следы своей оппозиции. Законы, которые стремятся лишить гомосексуальную, транс и феминистскую молодежь (разумеется, можно быть всеми тремя) образования, законы, которые стремятся запретить любое критическое понимание расы и расизма в образовании, лишают молодых людей, особенно феминистскую, гомосексуальную и транс молодежь, понимания своего мира. Эти навязанные законом ограничения на мысль сами по себе наносят вред: они усиливают маргинализацию и подрывают саму возможность жить достойной жизнью. Вред, наносимый этими законами, основан на самомнении, что они защищают от вреда. Это моральное алиби, инверсия, позволяющая процветать моральному садизму. Вред наносится путем культивирования воображения о том, где происходит вред и кто его причиняет. Эта фантазматическая сцена приводит к смещению от реально причиненного вреда, одновременно продолжая и оправдывая этот вред, поскольку если источник вреда был эффективно экстернализирован, то уничтожение этой экстернализированной формы сохраняет разрушительное действие и усиливает его. Преподавание гендерных дисциплин квалифицируется как жестокое обращение с детьми, защита права на аборт приравнивается к защите убийства, обеспечение права на изменение пола является нападением на Церковь, нацию и семью - все эти утверждения зависят от возбужденных понятий насилия, нападения и убийства, которые могут быть перемещены и сгущены в фигуры, слова и фантазмы, наделенные огромной силой. Закон может стать оскорбительным, представляя оскорбление как то, чему он противостоит; закон может нападать на жизни, представляя затронутые жизни как нападение на семью; закон может даже убить или позволить умереть, если решит, что определенные жизни настолько едкие или разрушительные, что подвергать их смертельному насилию без защиты вполне оправданно.
Глава 3. Современные нападки на гендер в США. Цензура и лишение прав
В течение нескольких лет я сталкивался с движением против гендерной идеологии только за пределами Соединенных Штатов. Казалось, это было возражение против английского термина, которому не было места в ряде других языков, термина, который не только трудно перевести, но и который нарушал грамматические правила языков, в которые он входил, - обозначение того, что не может и не должно быть ассимилировано. Иногда к нему относились как к культурному навязыванию, даже империалистическому, вызывая множество тревог - в том числе и законных - по поводу культурного и экономического влияния США или, в некоторых местах, западноевропейского влияния. Я наивно полагал, что движению антигендерной идеологии нет места в Соединенных Штатах, поскольку термин "гендер" более или менее нормализовался в англосфере. Конечно, в академических кругах велись споры между теми, кто предпочитал "половые различия", и теми, кто думал о "гендере". Были и публичные споры о гендере: транссексуалы пользуются туалетом, который они предпочитают, получают юридические права на признание, доступное и соответствующее медицинское обслуживание, занимаются спортом под тем или иным гендерным признаком. Но за последние несколько лет кое-что изменилось. В 2020 году, по данным Human Rights Campaign, законодательные органы штатов США внесли семьдесят девять законопроектов, направленных против транссексуалов. Теперь эти цифры увеличились в несколько раз. Только за первые шесть месяцев 2023 года их число перевалило за четыре сотни, направленных против ЛГБТКВ+, но в основном против транссексуалов, особенно молодежи, и в большинстве из них можно встретить использование терминов "гендер" и "гендерная идеология".
За последние несколько десятилетий в Соединенных Штатах было немало дебатов, связанных с гендерной проблематикой, но сам термин не представлял особой проблемы. В конце концов, он выполнял обыденную функцию и не казался большинству людей воплощением опасной идеологии. Впервые проблема стала резонансной для международного движения против гендерной идеологии в контексте дебатов о трансгендерности, когда в них вмешались евангелические группы. Но затем Конференция католических епископов США в 2019 году собрала папские высказывания о гендере и опубликовала руководство, предостерегающее от опасностей преподавания половых и гендерных вопросов в образовании. В центре последующих дебатов был вопрос о том, должны ли трансгендеры иметь возможность пользоваться туалетами, соответствующими их полу, как они сами его определили. Этот вопрос снова возник в споре о том, могут ли трансгендерные женщины участвовать в соревнованиях по женским видам спорта, и если да, то на каких условиях. Он вновь возник в споре о том, следует ли предоставлять транс-детям медицинскую помощь и общественные ресурсы в связи с их переходным периодом.
Лишение медицинского обслуживания и цензура в сфере образования - пугающие формы бесправия, к которым прибегает все большее число населенных пунктов и штатов США. С одной стороны, детям дается слишком много свободы, чтобы они могли учиться, решать свою судьбу. С другой стороны, они явно подвержены индоктринации, и их свобода мыслить должна быть возвращена им законодательным путем. Эскалация законодательных предложений правого крыла направлена на то, чтобы санкционировать, чему можно и чему нельзя учить, что означает, что все чаще предлагается поддерживаемая государством форма полиции мысли, противопоставляемая "гендерной идеологии", которая рассматривается как форма насильственного обращения в другую веру. Если кажется, что трудно провести различие между предполагаемой идеологией, характеризуемой как индоктринация, и способом ограничения того, что учащиеся могут читать (и о чем думать), и тем, какую медицинскую помощь они могут получить, то на какой стороне мы находим индоктринацию? Проблема в том, что дети слишком свободны в своих мыслях и фантазиях? Предполагается ли, что если дети читают о чем-то, то они станут этим чем-то? Что за странные способности приписываются чтению и книгам? Цензура, таким образом, не верит в запредельную транзитивную силу слов, которых она боится: они, очевидно, слишком захватывающие и преобразующие, чтобы приблизиться к ребенку. Сами слова негласно считаются вербовщиками и растлителями, поэтому они должны быть удалены из класса, чтобы помешать их очевидно огромному и разрушительному воздействию. Страхи разжигаются, чтобы стало приемлемым увольнять людей с их должностей; ограничивать то, что можно говорить, показывать, слышать и преподавать; клеймить учителей, администраторов и художников, которые осмеливаются затрагивать такие вопросы, как опасность. Такие действия, возможно, и не являются полноценным фашизмом, но они представляют собой явные элементы фашизма, которые не сулят ничего хорошего в будущем, если им не противостоять.
Давайте вспомним, что некоторые слова представляются настолько могущественными, что только с помощью цензуры можно надеяться лишить их этой силы. Безвыходная ситуация, конечно, для тех, кто живет в страхе перед текстами, речью,
