искажённое лицо. С ней явно что-то происходит.
— Рит, тебе лучше присесть… — снова беру её под локоть. Я больше не в силах наблюдать, как она стоит полусогнутая. Кажись ещё минута, и она упадёт в обморок. Удивительно откуда у неё берутся силы, она вновь отдергивает свою руку и не подпускает меня к себе ближе, чем на метр.
Хочется её прижать к себе, поцеловать в губы, в лоб. Глушу это в себе. Не тороплюсь. И даю ей немного времени прийти в себя, отдышаться.
Натянув трусы, внимательно наблюдаю за ней со стороны, готовый в любой момент к ней ринутся, если будет такая надобность.
Через некоторое время, слышу, как ей удается взять верх над свои дыханием, и оно более-менее стабилизируется. Выпрямляется. И меня немного отпускает. Она сильно меня напугала. Делаю шаг к ней. А она неожиданно направляется в другую сторону и судорожно начинает искать свои вещи. Я за ней.
— Рит, остановись. Куда ты в таком состоянии? — Выхватываю из её рук рубашку и откидываю в сторону. Хватаю за плечи и прижимаю к стене. — Давай успокоимся и поговорим. Не уходи, — умоляюще прошу. Куда она сейчас пойдёт, ещё и в таком состоянии. Я не отпущу. Пусть противится, как угодно. Не отпущу и точка.
— Успокоимся? — Едко сцедит мне в лицо. На её глазах слезы. Губы подрагивают. — Я тебя ненавижу, Максим, — замахивается и бьет словами. — Слышишь?! Ненавижу! — ещё раз добавляет словами, а затем и, по правде, ударяет по лицу. — Ты моя самая большая ошибка! — Втыкает мне нож в сердце под конец. Оно тут же перестаёт биться, припадает к земле, и руки тоже.
Она обходит меня, а я остаюсь стоять, словно истекаю кровью. В ушах эхом отдаются её слова: «Ты моя самая большая ошибка… большая ошибка…ошибка…».
Внутри всё стягивается. Образовывается большущий плотный ком, который со звуком закрывающихся дверей, разрывает.
— Аааа! — с криком ударяю кулаком об стену.
Подхожу к комоду и всё сношу под чистую. Разбиваю лампу, хрустальную вазу. В зеркало швыряю стул и разбиваю его вдребезги. Превращаю то, что подвернётся под руку, в ненужный хлам. И всё под рвущиеся из самых глубин крики.
При каждом движении боль с острыми шипами образовывает череду кровоточащих ран. Я исколот. На мне не осталось живого места. Моя Рита, мой ангел три года убивал во мне любящего человека, а сегодня мне безжалостно нанесли финальный удар.
За что, твою мать?!
Накричавшись от всей души и разгромивши комнату, впопыхах накидываю вещи и спускаюсь за ней, чтобы наконец задать ей этот насущный вопрос. Пусть ответит и может катиться ко всем чертям.
Открываю дверь и мой взгляд упирается в её спину. Не дожидаюсь её смелости повернутся ко мне после сказанных слов.
— Уходишь, уходи, — произношу я. — Но только скажи, почему ты так со мной, Рит? Чем я так заслужил это всё? — Если она на него не ответит, то тогда кто, чёрт возьми, мне скажет, где я так нагрешил. — Сегодня я лоханулся по полной. Ты снова вскружила голову, и я обо всем забыл. Придурок. Дурак. Идиот. Болван. Называй меня как хочешь, — продолжаю говорить ей в спину. — Знаю, никто сегодня ничего не планировал. Тем более детей. Но неужели я настолько ужасен, что иметь от меня детей, самое худшее зло на этой Земле? — Голос твердеет. Ладони сжимаются в кулак.
Чего она молчит.
Ну же говори.
— Ответь, чего молчишь? — В жилах начинает от ярости закипать кровь. Впиваюсь ногтями в кожу. — Или есть на эту роль кандидаты получше? Например, твой Рома. Он, наверное, весь такой правильный. Идеальный. Ни такой испорченный как я, — и зачем-то начинаю представлять, как он касается её. Ласкает. А она отдаётся ему, также как и мне. В таких красках, что башку рвёт капитально, и следующие слова вылетают непроизвольно. Меня несёт, а её молчание и послушание в нашей «беседе», лишь подталкивают. — Что же скажет твой Ромочка, когда узнает, что ты трахалась со мной? Стонала подо мной. Не раз произносила моё имя от удовольствия. Вся от жажды извивалась, а твоя малышка истекала, — вижу, что сказанное Риту задевает, но она не двигается. Несколько раз, казалось, порывалась, но осекала себя. Зря. Самое сладенькое я припас напоследок, так сказать. — Интересно, а что делать он будет, если узнает, что после сегодняшней случки ты возможно забеременеешь от меня? Немного поиграет в обиженку, а потом обязательно поймёт и всё простит?
— Не переживай, — Рита неспеша оборачивается ко мне и спокойным голосом говорит, будто не её плечи только что то вздымались верх, то спускались вниз. — Ему нечего будет прощать, не забеременею. Да и ты можешь спать спокойно. Никаких неожиданных новостей не будет, — без каких-либо эмоций на лице произносит. Ровно. Утверждено. На автомате, — и идёт к воротам.
— Не будь так уверена. В жизни всякое случается, — бросаю ей в след.
— Не случается, Максим, — она вновь разворачивается и обдаёт меня холодом в голосе. — Врачи давно на мне поставили крест.
— Какой ещё крест? — Вопросительно смотрю на Риту.
— За свою победу тогда я сильно поплатилась, — произносит, глядев куда-то в сторону, а затем всё же возвращает свой взгляд на меня. — Я не могу иметь детей. Я бесплодна, Макс, — импульсивно разводит руки, оглушая меня сказанным.
Глава 24. Максим
«Я бесплодна, Макс»
«Я бесплодна, Макс»
Она развернулась и ушла. А я молча её отпустил. Я знал, что она около двадцати минут стояла за моими воротами и ждала такси. Её присутствие было сильно ощутимо. Удары Ритиного сердца, будто долетали до меня. От чего и моё из чувства солидарности начинало бешено колотиться, отбивая схожую комбинацию.
Глазами насквозь сверлил забор и приглядывал за ней издалека. Но ни разу не сдвинулся с места, чтобы попытаться её остановить в живую. Нам нечего было сказать друг другу, мы буквально были выпотрошены.
Главное сказано, а остальное, как говорится, уже могло и подождать. Вряд ли нам удалось бы что-то подобрать правильное. Казалось, что любой разговор обречён на провал. Тонкость нити меж нами настолько была мизерной, что ещё секунда, и она бы оборвалась навсегда. Я побоялся. Потому, выждав в позе оловянного солдатика утихание звуков уезжающего автомобиля, обессилено опустился на землю. С этой секунды ко мне беспощадно приходит осознание.
Не помню, сколько времени я провёл, сидя на ступени у входа в дом. До позднего утра или, возможно, и больше. Точно помнится, что прежде, чем сомкнуть глаза, я позвонил отцу и попросил об одной услуге. И