обернулся.
— Илларион! — громко позвал он.
— Чего тебе, кривой? — откликнулся тот.
— Не забудь ночью положить глаз в стакан!
— Что?! — прохрипел ошеломленный Илларион.
— Ничего!.. Теперь можешь подмигивать мне, сколько тебе угодно!..
— Илико Чигогидзе! — завопил Илларион.
— Повторяй почаще мою фамилию, а то еще забудешь!.. А в общем повезло тебе: охотиться ты любишь, даже закрывать глаз не придется, разгуливай себе на здоровье по селу и бей собак!
— Илико Чигогидзе! Избавь меня от греха! — завизжал Илларион, срываясь с места.
— Спокойнее, Илларион! Побереги лучше свою стекляшку!..предупредил Илико взбесившегося друга.
Илларион вдруг обмяк. С минуту он тупо глядел на Илико, потом повернулся, медленно побрел к дому и присел на ступеньку лестницы.
Илико некоторое время стоял на дороге, затем открыл калитку, вернулся к Иллариону и сел рядом. Потом достал из кармана кисет, скрутил самокрутку и протянул табак Иллариону. Тот даже не оглянулся.
— Возьми, — тихо сказал Илико.
Илларион взял кисет. Закурил.
— Сердце у меня оборвалось, когда я узнал о твоей беде, начал Илико. — Видит бог, правду говорю… Мы же с тобой — одно, Илларион… Твое несчастье — это и мое несчастье… И я вовсе не думал обидеть тебя… Я же не обижаюсь, когда ты меня кривым называешь!.. Подумаешь, лишился одного глаза!.. Кутузов тоже был одноглазым, однако дай бог каждому такое зрение: землю насквозь видел!.. Ну, потерял глаз, что же с того? Да если мы с тобой потеряем и по второму глазу, все равно не погибнем. Возьмемся за руки и будем шагать по белу свету. А не сможем идти, так Зурикела нас поведет. Эх ты, старик! — Илико хлопнул по плечу Иллариона. Илларион встал, вошел в комнату и вернулся с каким-то свертком в руках.
— Илико! — тихо позвал Илларион.
— Что тебе, Илларион? — еще тише сказал Илико.
— Тут немного воблы… Подмчади и «изабеллу» хорошо…
— Уважаю воблу! — сказал Илико.
— Для тебя привез, — сказал Илларион.
— Я знал, что привезешь… — Илико взял сверток, встал и не спеша направился к калитке.
— Погоди, я провожу тебя…
— Проводи…
Они вышли со двора и медленно зашагали по дороге. Я долго смотрел им вслед, пока их фигуры не растворились в темноте…
ЦИРА
Студенческие годы — счастливейшая пора в жизни человека. Нужно несколько лет прожить жизнью студента, чтобы по достоинству оценить прелесть корки черного хлеба, натертой чесноком; понять психологию трамвайного «зайца»; вкусить сладость потом заработанной тройки; испытать радость восстановления стипендии; почувствовать противную дрожь в коленях перед экзаменом; насладиться прохладой рассвета после бессонной ночи, проведенной над конспектами и учебниками; познать цену настоящей дружбы и, наконец, пережить гордость от того, что ты, вчерашний босоногий сельский мальчуган, сегодня являешься полноправным, уважаемым гражданином — студентом Государственного университета… Впрочем, как я ухитрился сдать приемные экзамены и стать студентом, — это навсегда останется необъяснимым чудом для Илико, Иллариона, моих лекторов и, пожалуй, для меня самоro. Единственный человек, который не сомневался в моих феноменальных способностях, — это моя бабушка.
Замечательные порядки в университете! Студент может в течение месяца не заглядывать в книгу — никто за это не поставит ему двойку в зачетной книжке; студент может прогулять пять, десять, пятнадцать лекций — никто за это не вызовет в деканат его родителей… На уроках, или, как их здесь называют, лекциях присутствуют сто-двести человек. Часть присутствующих пишет, часть — рисует, одни мирно беседуют, другие решают кроссворды. Здесь можно встретить и мечтателей: они не пишут, не рисуют, не разговаривают они сидят молча и предаются мечтам. Почему они не делают это у себя дома или в парке — трудно понять. А многие сладко спят… Короче говоря, лекции созданы для таких людей, как я, и меня вполне устраивают. Но у лекций, как и у всего на свете, есть один серьезный недостаток: рано или поздно они приближаются к концу. Программа исчерпана. Лектора иронически улыбаются студентам. Великая опасность надвигается на стан студенчества. Наступает эра тропической лихорадки — сессия.
Тогда мы собираемся на квартире одного из нас, грызем карандаши и конспекты, заучиваем наизусть целые главы из учебников, готовим шпаргалки, набиваем свои головы приобретенными в трехдневный срок обрывками знаний, бессонные и изможденные выходим на экзамены, отдуваемся, пыхтим, дрожим, что-то лепечем, потом, вытянув шеи, с ужасом всматриваемся в экзаменационный лист («A вдруг двойка»?!), увидев же заветную, долгожданную, милую сердцу тройку, улыбаемся до ушей и шатающейся походкой покидаем комнату…
…Вот и сейчас я и мои друзья сидим в моей комнате и готовимся к экзамену по экономической географии. Роль экзаменатора сегодня поручена Цире. Нестор, Отар, Хвтисо и Шота — экзаменационная комиссия.
— Студент Вашаломидзе! В каких странах света добывается олово, и у кого имеются наибольшие запасы этого металла? — грозно вопрошает Цира.
— Олова или меди?
— Олова!
— Наибольшее количество олова, насколько я помню, у нашего сельского лудильщика Али, а где он его добывает, — это мне неизвестно.
— Ну вот, опять он дурака валяет! Если ты не хочешь заниматься, можешь уйти, а нам не мешай! сердится Нестор.
— Куда я уйду? Я за эту комнату двести пятьдесят рублей плачу.
— Чтоб ты провалился сквозь землю, бесстыдник!
О каких деньгах ты говоришь, когда за целый год я гроша медного от тебя не видела?! — подает реплику из своей комнаты тетя Марта.
— Вашаломидзе! Переходите ко второму вопросу!
Первого вопроса вы не знаете! — улыбается Цира.
— Уважаемый лектор, прошу вас…
— Зурико, перестань паясничать! — выходит из терпения Отар.
— Ладно… Второй вопрос — машиностроение в Соединенных Штатах Америки… Соединенные Штаты Америки состоят из штатов. Не подумайте только, что это — учрежденческие штаты, которые то раздувают, то сокращают…
— Зурико, ну что ты в самом деле! Рассказывай дальше! — обижается Цира.
Я продолжаю:
— В Соединенных Штатах Америки машиностроение сильно развито. Только за один год Форд выпускает… Я точно не помню, сколько, но, говорят, на одного человека пять машин приходится… Стоит, оказывается, на улице машина, подходишь к ней, открываешь дверцу…
— Дверца открывается автоматически! — поправляет Шота.
— Да. Потом нажимаешь кнопку, и выскакивает сигара, нажимаешь вторую кнопку — выскакивают спички, нажимаешь третью…
— И выскакивает жареный поросенок! продолжает Шота. Нажимаешь еще — выскакивает горячее гоми, потянешь из шланга — и пойдет то вино, то ткемали. Нажмешь одну педаль — получай крем-соду и шоколад. Нажимаешь вторую — польется задумчивая «Мравалжамиер»…а
— И не жаль ему продавать такую машину! — удивляется Нестор.
— Ничего не поделаешь — нужда! — говорит Шота.
— Не надоело вам балагурить! — злится Цира.
На минуту все умолкают. Потом я продолжаю:
— Говорят, если переплавить все золото Форда и выковать из этого золота
