ответить, добавляет: — И не говори мне, что ты счастлива, потому что время от времени чувствуешь себя счастливой. Я говорю о тебе, как о человеке, счастливо ли твое сердце?
Я уже знаю ответ, но произнести вслух означало бы подтвердить ужасную реальность.
— А что, если он будет все затягивать и превратит бракоразводный процесс в кошмар?
— Я буду рядом с тобой, Айви. Ты же знаешь это. Ты должна выбраться оттуда. Пребывание под одной крышей все замедляет. Ты не можешь продолжать откладывать это.
— Я не пытаюсь ничего откладывать.
— Это ты сейчас так говоришь, а потом остынешь и тебе понадобится тысячелетие. Ты самый медлительный человек в мире. Боже, помоги нам, если ты когда-нибудь станешь руководителем. Сколько людей умрет под твоим медленным бдительным оком?
Я снова смеюсь.
— Я не настолько медлительна.
Ее тонкие губы изгибаются в улыбке.
— Просто подумай о свободе, когда ты выберешься оттуда, милая. Новое начало. Черт возьми, я так взволнована за тебя.
— Ты предполагаешь, что я сделаю это.
— Потому что я знаю, что так и будет. Тебе потребуется немного больше времени, чтобы решиться, но, когда мысль приходит в голову, она в конечном итоге воплощается в жизнь. И я знаю, что в начале тебе будет одиноко, но потом станет легче. Особенно, когда тебе не нужно будет прятаться, разглядывая красавчиков. Мы будем командой. Мы не были командой с тех пор, как нам было по шестнадцать. Разве ты не скучаешь по тем временам?
Как только я открываю рот, чтобы ответить, тренькает мой телефон. Не раздумывая, хватаю свою сумочку и открываю ее, безумно и быстро, просматривая хлам — почему у меня так много хлама — внутри. Не перестаю думать, что Ана выглядит шокированной, когда нахожу телефон и разблокирую его. Я просто думаю об Эйдане, зная, что, наверняка, это он пишет мне (еще один человек, который мне пишет, сидит за столом напротив меня).
Мое сердце расцветает, когда я вижу его имя. Мой палец зависает над экраном. Я умираю от желания увидеть, что он написал, но в то же время с болью вспоминаю сцену, которую только что устроила перед Аной. Теперь она смотрит на меня подозрительно.
Я прочищаю горло и невинно смотрю на нее.
— Что?
Она смотрит на телефон, а затем снова на меня.
— Дай мне свой гребаный телефон, Айви.
— Зачем?
— Потому что я хочу знать, кто пишет тебе в «Фейсбуке».
— В «Фейсбуке»?
— Я знаю, что это звук оповещений из «Фейсбука».
Я немедленно убираю телефон обратно в сумочку.
— Это всего лишь мама.
Она приоткрывает рот и смотрит на меня с возмущением.
— У меня на лбу написано «Идиотка»?
— Нет.
— Я обижена, что ты думаешь, будто я поверю в эту чушь. Ты бы не полезла в свою сумочку, если бы даже твоя мама написала тебе, что в нее стреляли с самолета посреди гребаного кукурузного поля.
— Знаешь, это уже случалось кое с кем раньше. Это не смешно.
Она свирепо смотрит на меня.
— Это парень, не так ли?
Я пытаюсь притвориться, что не понимаю, о чем она говорит.
— Ана, я переписываюсь с мамой. Знаешь, она приютила меня, когда с Дереком все пошло наперекосяк.
— Она проводила с тобой обряд экзорцизма на глазах у своей церкви.
— Думаю, она изгоняла демона.
Ана наклоняется через стол, приближаясь ко мне, глядя на меня так, словно я только что совершила убийство.
— Мы лучшие подруги со второго класса. С тех пор, как Миранда Герберт украла твой апельсиновый сок на уроке рисования перед обедом, и я ради тебя отрезала ее хвостики.
— Я не просила тебя делать это.
— Ты плакала несколько часов.
— Я действительно с нетерпением ждала своего сока.
— Суть в том, что ты рассказываешь мне все. И я хочу знать… все… или, клянусь богом, надеру тебе задницу.
Молчу, потому что боюсь сказать ей, а она молчит, потому что знает, что я расскажу. Знаю, что она права, требуя этого. Я бы разозлилась, если бы она что-то скрывала от меня, но… как объяснить, что происходит, когда сама едва способна переварить это?
Она терпеливо ждет, но я знаю, что это только видимость. Безумная девчонка схватит мою сумку и обыщет мой телефон, даже если это последнее, что она сделает. На самом деле, между мной и Аной не существует границ. Мы копаемся в дерьме друг друга, будто это никого не касается.
А это значит, что я должна рассказать ей.
— Во время полета домой, — медленно начинаю, делая небольшие вдохи, — я сидела рядом с парнем. — Ее плечи сразу расслабляются от радости, что я начала рассказывать. — Он не был обычным парнем, Ана. Он был… Боже, он был самым дерзким, вульгарным, сексуальным мужчиной, которого я когда-либо встречала.
Ана уже в восторге. Ее взгляд становится отстраненным, когда я кропотливо в деталях объясняю все. Я тоже не сдерживаюсь. Рассказываю ей, что чувствовала, как опасно близко была к тому, чтобы перейти черту. Я ничего не упускаю, и, черт возьми, так приятно произносить это вслух. Потому что до сих пор это не казалось реальным.
Это катарсис — заново переживать те моменты, а затем слышать, как они слетают с моих губ, потому что, Боже, это происходило. Этот красивый мужчина сидел рядом со мной, и этот красивый мужчина хотел меня. Впервые за много лет я почувствовала, как внутри меня пробуждаются те части, которые, как я думала, были мертвы. Никто не пытался узнать меня так, как он. Никто не смотрел на меня с таким желанием в глазах, как он.
— Ты должна была позволить, чтобы он отвез тебя к себе и оттрахал тебя по полной, — говорит она, задыхаясь. — Я не могу поверить, что ты отказалась от этого из-за того, что происходит между тобой и Дереком. Я имею в виду, не в обиду Дереку или что-то в этом роде, но он изменил тебе, верно? Вы, ребята, не вместе. То, что вы со-существуете под одной крышей, не значит, что ты не можешь думать о себе. Ты не прикована к нему. Выбрось из головы слова твоей матери. Она промыла тебе мозги.
Я хмурюсь.
— Мы не говорили с Дереком о нашем расставании. Когда тот не хочет слушать, он прячет голову в песок, и
