все сначала.
Время шло, и я начала задумываться, не просчиталась ли я. Нет, я не боялась, что совершила очередную непоправимую ошибку. Я опасалась, что неправильно выбрала тактику. Да, Эшлин хорошо знала это место, но это еще не значило, что она была тут. А если так, какой смысл блуждать в этой чащобе посреди ночи? Ведь ее брат сказал, что лес уже обыскали.
Прошло два с половиной часа. Ни Эшлин, ни белого света, ни Лидии. Если бы я не успела превратиться в ледышку на ножках, то уже уснула бы на ходу. На меня сильнее и сильнее наваливалась вся тщетность моих усилий. Я пообещала себе, что еще пять фотографий, и я пойду домой.
Первая фотография. Ничего.
А может, даже четырех хватит.
Вторая фотография. Ничего.
Все, эта — последняя.
Но третья фотография…
На ней что-то было. Далеко впереди, почти скрытое за деревом. Я увеличила масштаб.
Это была босая ступня.
Я побежала к дереву и защелкала фотоаппаратом, потом начала пролистывать снимки. Ничего, ничего, ничего, ничего…
Эшлин. Она не была в коме, не лежала на земле. Она была на ногах. Она двигалась.
Я подняла глаза.
— Эшлин! — закричала я. — Эшлин! Это Алексис!
Ответа не было. Я пошла так быстро, как только могла осмелиться идти в незнакомом лесу.
— Эй! Эшлин? Ты здесь?
Я прошла метров пятнадцать, потом остановилась и сделала еще несколько фотографий. Если бы я только нашла ярко-белый свет, который увидела, прежде чем обнаружить Кендру. Тогда я бы знала, что Лидия неподалеку. Я бы заставила ее отвести меня к Эшлин. Я сделала последний кадр и посмотрела на экран.
— Ох, — выдохнула я и неуверенно шагнула.
Эшлин стояла передо мной.
Но только на фотографии.
Я как будто раздвоилась. Одна часть меня стояла на месте, оглушенная морально и эмоционально. Вторая часть четко осознавала, что оставалось несколько секунд до того, как я окончательно потеряю способность рационально мыслить и действовать.
Эшлин — девочка, которую я знала достаточно близко, чтобы называть своей подругой, девочка, на вечеринке у которой я была пару дней назад, — умерла.
Никогда раньше я не видела призрака, которого знала при жизни. Не считая Лидию, конечно. Но Лидия не была мне другом.
Я отошла в сторону, присела на поваленное бревно и зажмурилась, чтобы не заплакать. Нельзя было давать волю эмоциям. Нельзя было думать ни о маме и братьях Эшлин, ни о моей маме, ни о том, как на это отреагируют ребята в школе. Только не здесь, не в лесной чаще. Только не сейчас, когда я была легкой добычей для Лидии.
— Прекрати, — сказала я себе вслух. — Сейчас же перестань. Возьми себя в руки.
Еще пару мгновений я сидела и слушала тихие звуки февральской ночи. Птицы не пели, насекомые не стрекотали. Лишь сосны вокруг меня шуршали своими иголками.
Я вздохнула и сделала еще один снимок.
Эшлин стояла в метре от меня и смотрела прямо в камеру. Она была без туфель, в светло-фиолетовом платье, которое состояло из нескольких полупрозрачных слоев ткани. На лифе была сложная отделка с кружевными сборками, и он выглядел очень женственно. Но подол платья как будто бы… исчезал. Глядя на него, нельзя было сказать: «Вот подол платья». Он как будто растворялся в воздухе.
Я смотрела на него и не могла понять, почему оно кажется мне знакомым. И тут меня озарило: это было платье из сна, который я видела ночью после вечеринки Эшлин.
Я огляделась по сторонам, ощущая внезапный приступ паники. Лидия пересекла черту. Она больше не была вредным призраком — она была злобным призраком. Мало того, существовала реальная опасность, что она могла проникать в мое подсознание. Но даже если она была способна заставить меня увидеть определенный сон, при чем тут фиолетовое платье? Я не могла вспомнить, чтобы у Лидии когда-нибудь было такое. Что все это означало?
Я снова посмотрела на фотографию. На лице Эшлин было написано замешательство. Иногда призраки не понимают, что с ними произошло. Они даже не знают, что умерли. Просто бродят по миру, думая, что видят сон.
Но больше всего меня беспокоило не выражение лица Эшлин. И даже не ее платье.
Самым странным было то, что в левой руке Эшлин держала букет желтых роз.
Ни на одной из моих фотографий призраки не держали в руках ничего, что не было частью одежды, в которой они расстались с жизнью. Например, однажды я сделала снимок в центре города и увидела на нем призрак женщины в длинном черном платье эдвардианской эпохи. Она шла, немного согнувшись и вытянув перед собой руки. Выглядело это ужасно страшно, как-то по-дьявольски. Казалось, что она на охоте, что она готова нападать.
Но потом, увидев, как она проходит мимо десятков людей, даже не замечая их, я поняла, что она делает: толкает детскую коляску. Только в ее призрачном мире детской коляски не существовало. Слышали выражение: с собой после смерти не заберешь? Так оно и есть. Если только речь не об одежде.
Так почему же — и каким образом — призрак Эшлин держал в руках розы?
На последней фотографии я заметила еще кое-что. За плечом Эшлин виднелся ярко-белый сгусток света, едва различимый за деревьями.
Мое сердце громко забилось. Я подняла фотоаппарат, сняла крышку с объектива и сделала еще несколько снимков.
Эшлин отошла в сторону, но свет остался на том же месте. Даже немного приблизился.
— Прости, Эшлин, — сказала я ночному воздуху. Я больше не думала о ней. Мне нужно было избавиться от Лидии, пока она не совершила то же самое с кем-нибудь еще.
— Лидия! — закричала я в направлении света. — Прекрати вести себя как трусиха и выходи!
Я достала книгу и открыла ее на одной из страниц, где были закладки. Пока я просматривала заклинание, мои руки дрожали. Нужно ли мне сначала обездвижить ее, а потом перенести в другое измерение? Или сразу перенести в другое измерение? Заклинание обездвиживания было короче. Значит, больше шансов на то, чтобы дойти до конца.
Я начала читать его вслух.
— Извини, — прервал меня голос Лидии. — А что ты делаешь?
Я стала читать громче.
Лидия выбила книгу у меня из рук.
Я опустилась на колени, чтобы поднять ее, и Лидия возникла перед самым моим лицом.
— Я задала тебе вопрос. Что ты делаешь тут среди ночи?
— Я знаю, что ты совершила, — сказала я. Закладки выпали из книги, поэтому я начала лихорадочно ее листать. Первым мне на глаза попалось заклинание перемещения духа в «переходное