смотреть на скрюченного Клемента. Справедливости ради, он не жалуется. Сидит себе, словно загипнотизированный огнями приборной панели.
— Прямо как чертова новогодняя елка, — бормочет он.
— Что-что?
— Да торпеда. Светится, будто новогодняя елка. И как это устроено?
— Это не ко мне вопрос.
Клемент продолжает созерцать панель с детским изумлением.
— А куда мы едем? — в конце концов интересуется он.
— Ко мне домой, только не надейтесь, будто я пущу вас к себе.
— Да на здоровье. Далеко?
— Не очень, но вы можете успеть убедить меня, что ничего не замышляете.
— Тебе не говорили, что ты слишком недоверчива?
В наблюдательности ему не откажешь.
— И для начала попробуйте объяснить, что же произошло в магазине.
— Это ты о чем?
— Обе двери были заперты. Как вы попали внутрь?
— Не знаю. Это просто происходит.
— Что просто происходит?
— Сначала ничего нет, вроде как спишь. А потом раз! — и я типа очухиваюсь.
И это называется объяснением?
— Вы сказали «происходит». Значит, такое уже случалось?
— Дважды.
— Может, поделитесь?
Клемент чертыхается под нос и в очередной раз пытается найти позу поудобнее.
— Только не спрашивай, как это работает, потому что я понятия не имею. В первый-то раз я перепугался до усрачки. Иду себе по переулку в 1975-м, а в следующее мгновение оказываюсь в каком-то кабинете перед неизвестным мужиком. В голове у меня малость пошумело, и потом имя этого чувака возьми да и выскочи само собой. Я только и знал, что должен ему помочь.
«Бет, не вздумай ему потворствовать!»
— И что дальше?
«Умница ты моя!»
— Еще я знал — тоже не спрашивай откуда, — что идет 1989 год. От одного только этого можно было охренеть. Да только все равно тот чувак, к которому меня послали, мне совершенно не обрадовался. Думаю, у него было не в порядке с головой.
— Почему вы так решили?
— Минут через десять после моего появления он выбросился из окна седьмого этажа.
— Да уж, здорово помогли, — вздыхаю я.
— Ну, я тут ни при чем.
— Вы сказали: дважды. И что же приключилось во второй раз?
— Хороший вопрос. Какой сейчас год?
— 2017-й.
— А, ну тогда второй чел уже должен был выйти из тюрьмы. Кажется, то был 2003-й, кода я пытался ему помочь.
Мы останавливаемся на перекрестке, и я поворачиваюсь к Клементу.
— Так, давайте-ка уточним, правильно ли я все поняла. Вас воскрешают из мертвых помогать людям, чтобы вы искупили свои грехи.
— В общем, да.
— И из двух человек, которым вы пытались помочь, один покончил с собой, а второй на десять с лишним лет сел за решетку, так?
— Да уж, звучит хреново.
— А теперь вы будете мне помогать?
— Ага.
— Везет же мне! И что будет, если и со мной не получится?
— Дается три попытки. Если я опять облажаюсь, игра закончена.
— В смысле?
— Загремлю в место настолько омерзительное и страшное, что это за пределами человеческого разумения.
— В «Большого брата», что ли?
— Это еще что такое?
— Неважно.
Качаю головой и трогаюсь на зеленый. Зачем нужен весь этот спектакль, выше моего понимания, но Клемент, похоже, и вправду верит, будто проходит некий небесный квест. Что ж, рано или поздно проколется. Попробую ему помочь.
— А в чем смысл четырнадцатилетнего периода?
— Какого периода?
— Вы сказали, что умерли в 1975-м, после чего возвращались в 1989-м и 2003-м, а сейчас 2017-й. Разница между годами четырнадцать лет.
— В Библии число четырнадцать символизирует освобождение от грехов, — отвечает Клемент, словно констатируя общеизвестный факт.
«А его так просто не возьмешь».
— Я и не знала.
— Да я тоже. Как я уже говорил, подобная фигня сама собой выскакивает у меня в голове.
Дальше мы едем молча, мой пассажир лишь разглядывает темные городские пейзажи за окном. Я всеми фибрами души жажду избавиться от своего безумного спутника. Но останавливают два обстоятельства.
Во-первых, совершенно невозможно объяснить, как Клемент оказался в моем магазине.
И во-вторых, впервые за несколько дней чуть отпустило ощущение беззащитности. Что совершенно нелогично, поскольку скрюченный на пассажирском сиденье человек может убить меня голыми руками. И все же его поведение не обещает подобной развязки.
Это не столько доверие, сколько интуиция.
— Итак, Клемент. Я пущу вас к себе только на определенных условиях.
— Валяй.
— Первое. Если мне в вашем присутствии будет неуютно и я попрошу вас уйти — вы уходите.
— Даже не знаю, куда я уйду, но ладно, согласен.
— Второе. Можете не называть меня пупсиком?
Он надувает щеки.
— А вот этого обещать не могу.
Я закрываю глаза и, пользуясь тишиной, пытаюсь навести в мыслях некое подобие порядка. Безнадежно. Делаю глубокий вздох и поворачиваюсь к Клементу.
— Можете хотя бы пообещать, что не убьете меня?
— Да брось, пупсик. Не буду я тебя убивать. Если бы хотел, давно бы уже убил.
Убедительно.
— Видимо, я свихнулась. Пошли.
Мы выбираемся из машины, и Клемент быстро оглядывает улочку.
— Те клоуны из магазина знают, где ты живешь?
— Да они сначала на этой улице и дежурили.
— Усек. Тогда держись слева от меня, пупсик.
— Это еще зачем?
— Работа у меня такая, быть параноиком. Если вдруг кто выскочит из машины, то прежде, чем доберется до тебя, ему придется иметь дело со мной.
Я не спорю и послушно становлюсь слева от него. Мы молча идем по темной улице, и Клемент внимательно осматривает каждую припаркованную машину.
Вот и дом. Я отпираю замок и уже собираюсь войти, но он кладет руку мне на плечо.
— Погоди.
И с этим он проскальзывает мимо меня в черноту коридора.
— Ну и что вы делаете? — вздыхаю я.
— Осторожность не помешает.
Я качаю головой и следую за ним.
Внутри включаю свет, и теперь уже Клемент идет за мной на кухню. Не дожидаясь приглашения, он усаживается за стол:
— А пивка у тебя нет?
Я собираюсь было сделать замечание, но напоминаю себе, что этот мужчина только что меня спас. Будет жлобством не угостить его даже пивом в знак признательности.
Так что, как подобает гостеприимной хозяйке, достаю из холодильника банку светлого пива Карла — вряд ли он за ним вернется — и вручаю Клементу.
— Твое здоровье, пупсик.
Он откупоривает банку, жадно отпивает и достает из нагрудного кармана безрукавки пачку «Мальборо», которую открывает и протягивает мне:
— Сигарету?
— Нет, спасибо. И я предпочла бы, чтобы в доме вы не курили.
— А где же тогда?
Я отпираю и распахиваю дверь черного хода.
— Можете воспользоваться задним двориком.
Он неохотно поднимается, бредет наружу, на ходу прикуривая от «Зиппо», и останавливается метрах в трех от двери. Я наблюдаю
