лицом, случайно задела себя по носу. Чувствуя, как загнанно забилось сердце, я крепко сжала горячую ладонь Кинна.
Почему черный туман не рассеялся? Неужели он заполняет весь проход?
Как ни пыталась, я не могла вспомнить расстояние между внутренними и внешними воротами, но при мысли о том, что в этом кромешном мраке надо преодолеть хотя бы десять шагов, мне стало страшно. А когда Кинн потянул вперед, паника накрыла меня с головой – сейчас моя рука выскользнет, и он уйдет, оставив меня одну во тьме, и я никогда не найду отсюда выход.
Начиная задыхаться, я изо всех сил вцепилась в руку Кинна. Он остановился, и я ощутила его тепло, когда он коснулся меня – кисти, локтя, предплечья – и неловко погладил, словно говоря: «Я тебя не оставлю».
Щекам вдруг сделалось горячо, и я поняла, что плачу.
Кинн убрал ладонь, и я ощутила прохладу там, где он меня касался. Я заставила себя собраться, вытерла слезы и ослабила хватку. Он пожал мне руку, и я ответила на его пожатие.
После этого я шагнула, но тут же остановилась, резко дернув Кинна. На меня накатила дурнота: передо мной словно разверзлась черная бездна, и если бы я сделала еще шаг, то провалилась бы в нее. Я часто задышала, покрывшись испариной. Голова закружилась, и я почувствовала, будто растворяюсь в темноте.
Кинн притянул меня к себе, обхватив за талию. Я привалилась к его груди и позволила взять себя за ледяные руки.
Время превратилось в череду вдохов и выдохов.
Постепенно ко мне вернулись силы, и я смогла выпрямиться. Моего уха коснулось теплое дыхание Кинна: кажется, он что-то сказал, но не раздалось ни звука. Тогда Кинн чуть отстранился и, продолжая держать меня за талию, протянул мою левую руку себе за спину и, положив на пояс, несколько раз сжал кисть горячими пальцами.
В ответ я ухватилась за грубую ткань его куртки.
И мы двинулись. Первый шаг едва не заставил меня потерять равновесие – колени подогнулись, но Кинн держал меня крепко. Медленно и осторожно мы пошли дальше.
Этот путь показался бесконечностью. Мне пришлось бороться за каждый шаг, за каждый вдох. Наконец, сделав очередной шаг, мы вынырнули в рассветную прохладу.
После кромешной тьмы перехода слабый свет, озарявший округу, ослепил меня. Поморгав, я различила под ногами дорогу, а впереди, чуть внизу, – неразбавленное пятно Черного леса.
Где-то вдали злобно вскрикнула какая-то птица, и мое сердце пронзил внезапный страх. Ноги перестали меня держать, и я привалилась к Кинну. Только сейчас я заметила, что мое лицо усеяно бисеринками холодного пота. Мы опустились прямо на вымощенную плитами лассника дорогу, а потом Кинн заставил меня прилечь, положив мою голову себе на колени и укрыв сверху курткой, хранившей его тепло.
Видимо, я всё-таки потеряла сознание, потому что, открыв глаза, увидела над собой сосредоточенное лицо Кинна и почувствовала, как он осторожно вытирает испарину с моего лица рукавом рубашки. Мне стало так неловко за свою слабость, что я попыталась немедленно встать, но Кинн положил руку мне на лоб:
– Лежи. Ты еще бледная.
Не споря, я прикрыла глаза, с упоением вдыхая ароматы весеннего рассвета – даже на озерах воздух не казался мне таким сладким. К запаху камня, трав и влажной земли примешивался еще один – тонкий, едва уловимый. Я стала дышать глубже, чтобы распознать его, и вдруг с изумлением узнала.
Это был запах Кинна.
– К тебе возвращается румянец. Это хорошо.
От этих слов кровь побежала по моим венам с удвоенной силой. Я села и, чтобы скрыть смущение, сказала:
– Прости. Не знаю, что на меня нашло там, в переходе. Не хотела быть для тебя обузой.
Кинн покачал головой:
– Дело не в тебе. Учащенное сердцебиение, озноб, головокружение – это всё из-за камней. Даже не знаю, каких именно, это хранят в секрете. Наверняка третье множественное сопряжение. Искусственно вызывает приступ паники.
Внутри у меня похолодело.
– А где они?..
– Пол. Они вмонтированы в пол. Поэтому, куда бы человек ни ступил…
Меня снова затрясло. Подумать только, сколько камней извели на этот проход!
– Зачем же они это сделали?
Кинн невесело улыбнулся:
– Изгнание не должно быть легким.
Мы сидели спиной к распахнутым воротам, и на миг мне показалось, что тьма оттуда протянула ко мне свои плети, желая утащить назад. Я поежилась и плотнее завернулась в куртку Кинна. Даже если бы мне сейчас сказали, что готовы принять нас обратно, я бы не смогла пройти этот путь еще раз.
– А на тебя переход не подействовал так, как на меня. Ты вел себя очень… – я сбилась, подыскивая нужное слово, – уравновешенно.
Кинн бросил на меня взгляд исподлобья.
– Нет, я чувствовал то же самое, но приказал себе оставаться спокойным. Ради тебя, – добавил он вполголоса.
Я взглянула на него, отметив его решительно поджатые губы, и тихо сказала:
– Спасибо.
– Тебе не за что меня благодарить. – Не допуская возражений, Кинн поднялся на ноги. – Если тебе лучше, давай поторопимся.
Я кивнула, и он помог мне подняться. Сейчас, когда голова больше не кружилась, а вокруг стало достаточно светло, я разглядела у него на шее, слева под воротником, небольшую татуировку. Кожа вокруг была обычной, без покраснения, но еще вчера этой татуировки не было. Она представляла собой черное перо, а на месте стержня помещалось какое-то слово, похоже, на древнесеррийском.
– Что это?
Кинн перехватил мой взгляд.
– Ничего особенного. Пойдем.
Я была сбита с толку, но, видя, что Кинн не намерен ничего объяснять, молча вернула ему куртку и зашагала рядом. Справа, из-за далеких холмов, в розовом мареве показалось солнце. Из травы донесся стрекот насекомых, запели, просыпаясь, птицы. Всё дышало жизнью, весной, но в мое сердце льдинкой скользнула мысль: закат наступит скорее, чем хотелось бы.
– Куда мы идем?
Кинн, заметив, что сильно обогнал меня, замедлил шаг.
– Пока что прямо, до развилки, где расходятся дороги на Аир и Альвион. А потом надо будет найти убежище.
– От Теней нас убежище не спасет, – проговорила я, чувствуя, как ядовитый страх расползается по венам.
Кинн пристально посмотрел на меня:
– Ты когда-нибудь слышала о Псах Зеннона?
– Все о них слышали, ведь… – Я вдруг осеклась, вспомнив странные слова дяди и Матери-Служительницы. – Мой дядя упомянул их, когда навещал меня в Башне. А еще Матушка Иддакия. Но это звучало как бессмыслица, – и я повторила всё, что запомнила. Кинн меня внимательно выслушал.
– «Только верные выживают»… Ну конечно, Мать-Служительница и Советник первого ранга должны быть в курсе.
– В курсе
