ногами. Впрочем, скоро и они пропали. Видан двигался в безвремении. И если бы не колдовская тропа, то вполне мог бродить здесь вечно.
Елхи стойко хранили свои секреты за наплывающей волнами ядовитой хмарью от которой всё больше кружилась голова и мутилось сознание. Все обострённые ведьмачьей сутью чувства притупились так, что он растерял своё превосходство перед простым человеком.
Невольно подумалось, что не будь у Макуши тех самых чародейских способностей, ей бы не в жизнь не выбраться из этого места. Многое из рассказа глупой ведуньи оказалось правдой. Ей бы разума чуток. То никогда бы не полезла баляба на болота. Дурь да любопытство заманили. Тут бы ей и конец пришёл. И только ниточка связи с родичами вывела, вытянула, спасла. Только вот видела ли она на самом деле тех чудищ или они ей просто привиделись в дурмане испарений?
И лучше бы привиделись…
Светящиеся запредельной зеленью глаза так резко возникли перед ведьмаком, что он отшатнулся. Огромные круглые по-птичьи зенки с загнутыми вверх чёрными ресницами моргнули и пропали.
Страж отчего-то не напал, а пропустил незваного гостя.
И тут же спало наваждение, оставил наведённый хмель. Сознание прояснилось.
Ещё шаг, и клубящаяся стена тумана осталась за спиной. Видан вышел на покрытое мхом и чахлой бледно зелёной травой пространство. Перед ним возвышался остов древнего храма. Сложенный в виде конуса из грубо расколотых чёрных плит, он весь порос кустами чёрной и красной бузины, в кровавой пене осенней листвы. От того ещё чётче выделялись на перемычке, уложенной на резные колонны , над входом белые козьи, лошадиные и человечьи черепа.
Уже от самого подъёма чувствовался источник немереной тёмной силы, но когда ведьмак ступил внутрь, тут же почувствовал, как собственная сила переполнилась и забурлила по венам, как зашевелились волосы на голове.
Глава 14
Взвыли призрачные псы, просясь на волю. Даже крик ворона где-то там, в недоступной за хмарью высоте, стал оглушающе громким. Эти звуки ударили по нервам режущей болью и стихли, оставив звон оглушения.
Видан схватился за виски.
Вспыхнули светильники на стенах, рассеивая вечный мрак, не исчезавший даже в полдень, несмотря на то, что у храма не было крыши. Сумрачного бледного света, падавшего сверху сквозь туманный купол, было мало, как мало и живого огня. Он только размывал краски, делая все оттенки чёрного, обманчиво пёстрыми, искристыми, будто грани диамантов.
Ведьмак огляделся, подавляя интуитивное желание сбежать – уж слишком много тёмной энергии плескалось вокруг. Она текла, кипела, свивалась в кольца, словно живое существо. Она пугала, грозя сжать гостя в спирали змеящегося вихря, то ластилась, обтекая волной.
От этой игры света и морока каменные идолы у входа казались живыми. Тщательно вырезанные из обсидеана волкодлаки обретали дыхание. Их мощные грудины будто бы мерно вздымались и опадали. Шевелились огромные аспиды, покачиваясь на изогнутых хвостах, подрагивали перепончатые крылья, высовывались из пастей раздвоенные языки, посверкивали жёлтыми огоньками змеиные глаза, будто грозили. И даже демоницы, дочери Чёрной Кали, стоявшие на коленях с чашами в руках, тщились повернуть к вошедшему без спроса человеку свои жуткие лица.
Белый колдун не продержался бы здесь и минуты, сгорел или сошёл бы с ума. Чёрный – подчинился бы магической пляске, растворившись в источнике силы. А Видану всё-таки удалось сбросить наваждение.
Тьма отступила, словно обиженный ребёнок, свернулась клубком в центре зала и растаяла, впитавшись в каменные плиты. Ведьмак встряхнулся словно пёс, вылезший из воды, и огляделся ещё раз уже без галлюцинаций, навеянных навью.
Вход всё так же караулили статуи волкодлаков в боевой трансформации, выставив для нападения кривые лезвия когтей. Их оскаленные морды внушали ужас. Рядом с ними, подпирая остатки купола, застыли аспиды, как чудовищные колонны. Но все были лишь каменными изваяниями, искусно вытесанными, но неживыми.
В центре зала, в середине каменного круга росло искорёженное чёрное дерево в три обхвата толщиной, приземистое и уродливо привлекательное. Редкие медные листья украшали его, разбавляя сплошную тьму. Его ветви переплетались немыслимым образом, создавая кольца и горизонтальные складки похожие на ступени, спускавшиеся к чёрному песку, устилавшему пол за пределами смолисто поблёскивающего кольца.
Наверное, будь на то желание, можно было бы подняться по этой лестнице до самой кромки туманного купола. Про дерево сказать можно было – не растёт, а стоит. Толстые узловатые корни уходили концами в землю, но верхняя часть поднимала ствол над поверхностью пола на высоту человеческого роста. От того этот эбеновый уродец в сумраке напоминал монструозного паука или многоножку. Вместо головы у него был вросший в тело ствола трон массивный и жуткий, явно созданный не по размерам человеческим.
Древний Храм Чернобога! Один из изначальных, тех, которые творили пращуры по указанию богов. Мало их осталось на земле. Видан даже подумать не мог, что в таком месте скрывается сокровище.
Длинный жертвенный камень, такой величины, что разложить на нём мамута. Осторожно двигаясь, ведьмак приблизился. Провёл ладонью по гладкой поверхности, старательно втягивая воздух ноздрями. Исследовал его весь, обойдя по кругу. Заглянул в чаши на полу. И обнаружив в желобке несколько капель едва запёкшейся крови, удивился. Кто-то совсем недавно совершил здесь требу. Жертва была принята. И тот, кто получил божественное благословение, усилился. И вряд ли эти силы будут потрачены на добрые дела.
Тонкий металлический звон вывел Видана из задумчивости.
Он поднял голову. Ещё мгновение назад всё было пусто и мертво. Но стоило сморгнуть, как в каждом извиве вервей обнаружилось по ворону – целая стая. Все живые и не пугливые. Сидят, глазами-бусинами строго его разглядывают.
А в середине над троном сидит Дива, переминаясь с лапы на лапу, поблёскивая чернёным металлом когтей. Чёрные крылья нервно подрагивают. Точёное женское личико скривилось в презрительной гримасе.
В ней невозможно было не узнать Агату. Только теперь это была не та слабая дочка знахарки, что потчует своего мужа зельем, склоняя к преданности и покорности. Эта дева-птица была куда как опаснее многих тёмных, что встречались ведьмаку на его совсем не коротком веку.
От дивы так и веяло навьей силой. Во взгляде, жёстком и внимательном, проскальзывали злые молнии, и на сострадание или сочувствие её враг мог не рассчитывать. Она, явно, чувствовала себя здесь хозяйкою. Его, Видана, противником не считала. От того неторопливо перебирала способы для забавы.
Но то ли спокойствие ведьмака ввело её в некоторое сомнение, только Агата решила изменить первоначальное решение. И он почувствовал, как невидимая сила сдавливает голову будто обручем, как старается пробиться в его разум. Раз за разом её попытки становились
