появилась, даже на двух заседаниях суда, предоставив через своего адвоката справку от врача о плохом самочувствии. К третьему заседанию, которое приходится уже на конец сентября и багряные листья клена, из которых мы с Васей делаем розы, составляя красивые осенние букеты на конкурс «поделки из природных материалов», нервы у всех, включая Егора, его семью и меня — на пределе. Ночью, ворочаясь на своем ортопедическом матрасе, я не могу уснуть, а днем полностью ухожу в работу, с Егором мы общаемся только по делу, иногда я захожу в магазинчик и слышу:
— Привет, Василина.
При этом он не берет деньги, поэтому я все реже и реже захожу… Иногда я вижу Егора курящим на лестничной клетке, и мне хочется стрельнуть у него сигарету, хотя до этого я никогда не курила, видимо список моих вредных привычек, включающих в себя алкоголь и продавца из магазинчика Best, вскоре пополнится еще и курением, что не обрадует папу, но, может, успокоит мои нервы и принесет мне сон.
Если бы кто-нибудь меня спросил, зачем я делаю это — притворяюсь женой продавца, хожу на консультации к психологу, где не поднимается вопрос о статусе наших взаимоотношений, но Вася, рисуя свою семью, включает и меня, правда немного поодаль от папы и Насти, рядом с дедушкой и бабушкой, и разговариваю с Еленой Викторовной в присутствии инспектора по делам несовершеннолетних — я бы не смогла ответить.
Возможно, дело было в Василисе, которая любила своего папу так же сильно, как Маню, и даже собиралась жениться с ним, если конечно тот мальчик из её группы в детском саду передумает или Маня… Возможно в Егоре или Насте. Или даже в моей ревности к Алене и желании не дать ей победить хоть в чем-то…
Так или иначе, к шести вечера, накануне третьего суда я возвращалась домой с работы, уладив с расписанием на завтрашний день, поужинав, против обыкновения, в кафе с приятельницами, зная, что, сидя одной в своей просторной квартире, я не смогу есть…
Зайдя в общий коридор, на полу которого все та же кафельная плитка, что и год назад, я вижу продавца, который сидит поперек этого коридора, облокотившись на стену, вытянув ноги, и я вижу, что они у него длинные…
— Что ты делаешь? — спрашиваю я, очевидно, что сидение в общем коридоре — не самое распространенное занятие среди ночных продавцов, но, возможно, я чего-то не знала.
— Запиваю, — было мне ответом, показывая на початую бутылку вина с надписью «Портвейн Массандра» и пластиковый стакан.
— По-моему, ты пьешь, — поправила я, вечерники всегда не точны в формулировках.
— Неа, я запиваю, пил я до этого…
— И что ты пил?
— Оооооо, прекрасный напиток Богов, коньяк с надписью «коньяк, пять», — и для наглядности мне показывают пять пальцев, — звезд… как Ваське…
Я отлично понимаю желание продавца напиться, у меня то же самое желание, я уже не один раз упоминала о своих вредных привычках, так же я понимаю, отчего Егор не идет домой…
— Будешь? — все же ночные продавцы очень любезны, отмечаю я.
— Давай… — и я беру в руки пластиковый стакан с обернутой вокруг салфеткой. И если бы я не знала, что передо мной вполне гетеросексуальный мужчина, я бы решила, что он гей, потому что на нем обувь цвета охры и ремень в цвет ботинок с причудливой пряжкой.
Я взрослая женщина, но что я могла знать о ночных продавцах, оказалось — так мало.
Усаживаясь рядом, вытягивая ноги, я слышу:
— Не сиди на полу, Василина… — и идеальные пальцы рук обхватывают мою талию и слишком легко сажают на колени в темно синих джинсах. Уже давно, со дня нашей фиктивной свадьбы я не была так близко к продавцу и к мужчине вообще, видимо от этого мое тело напрягается.
— Брось, Василина, ничего не случится… просто посиди так, хорошо?
Мне хорошо и я шепчу.
— Хорошо, — выпивая полный стаканчик тягучей сладкой жидкости, от которой сводит рот, но я не могу не признать её довольно приятной и протягиваю руку за добавкой, которая незамедлительно оказывается в моем стаканчике, и её я выпиваю практически сразу, и следующую тоже.
Потом мы просто сидим. В тишине, слыша, как мимо проезжает лифт, иногда я слышу дыхание, вдруг ставшее тяжелым, иногда идеальные руки пересаживают меня с колена на колено, подтягивая ближе, и я ощущаю причину тяжелого дыхания, но не двигаюсь с места, предпочитая облокотиться и слушать ритм сердца под трикотажем…
Мы молчим, все уже было оговорено не один раз, поэтому мы просто молчим, пока одна рука сильно прижимает мою спину к груди продавца, вторая играет с моими волосами…
— Я потерял тебя, Василина, — слышу я приглушенное в свой затылок.
И хотя мне очень хочется сказать, что это не так, что я все еще здесь, я понимаю, что это ложь… что в любом случае после суда, каков бы не был вердикт, наше общение может прекратиться вовсе, если только мы не пойдем по инстанциям дальше… И это не то, чего хотим я или продавец…
— Полагаю, что да, — отвечаю я, скорей своему подбородку.
— Я потерял тебя, Василина.
«Я потерял тебя»
«Я потерял»
«Потерял»
Слышу я в свой затылок, и мне нечего на это ответить… он потерял. А, скорей всего, и не находил никогда, иначе как объяснить…
— Боже, я не могу потерять и Ваську, — и я чувствую слишком сильный захват вокруг своей талии, и я не могу дышать, как мне кажется, от этого обхвата или от шепота.
«Потерял тебя»
«Не могу потерять»
«Прости меня, прости»
В какой-то момент человеку необходим план Б, план отхода, эвакуационный выход, некоторые называют это надеждой.
Я встаю, беру продавца за руку и завожу в свою квартиру, пока он все шепчет и шепчет, видимо напиток богов стал до него доходить, как и до меня «Портвейн Массандра», потому что мне сложно стоять.
Я молча раздеваю продавца и укладываю на свою матрас, реклама гласила, что он ортопедический.
— Что ты делаешь?
— Ложусь спать, — шепчу я. — И ты ложись.
— Хорошо.
И снова:
«Потерял тебя»
«Не могу потерять»
«Прости меня, прости»
Я обхватываю лицо продавца и говорю, излагаю ему план Б, эвакуационный выход, надежду.
— Мы уедем… если что… мы уедем.
— Куда? — отчего-то мы говорим
