и не нашли общего языка, но держали "вооруженное перемирие", перебрасываясь порой при встрече колкими фразами в адрес друг друга.
В одно из дежурств на смотровой башне просигналили тревогу: к городу кто-то приближался. Я поднялась на одну из смотровых вышек.
Кто-то действительно двигался по дороге. Чуть позже стало видно — это был мужик, просто одетый — в широкие штаны и стеганные рубахи, которые носят деревенские работяги по осени в этих краях.
Мужик поднял руки в знак мирных намерений, а на предупреждающий окрик остановился.
— Заворачивай обратно! Приближение к городу запрещено законом! — отдал в громкоговоритель приказ боевой маг, дежуривший сегодня. — Я с Мэсина, тут недалече деревушка была. Все заболели да померли. А мы с женой переболели, живы остались. У меня жена рожает, разродиться не может. Помощь надобна. — Уходи. Иначе мы стреляем на поражение. — Так Сонька помрет моя. Поможите, Богиней прошу! — Выход из города запрещен. Подход к городу запрещён. Уходи, иначе я открою огонь. Мужик не послушал и двинул в сторону города.
— Сонька моя, Сонька помрет! И дитë! Понимаешь, ты, изверг! — мужик побежал.
Вспышка, на земле остаётся горсть пепла.
Ужас сковывает тело, ноги подкашиваются и я сажусь на деревянный пол прямо там, где стояла. Я знала про приказ, но не думала, что его вот так, буквально, исполнят на моих глазах. Богиня… Зачем это всё? За что?
Я пыталась дышать ровно, понимая, что иначе меня стошнит. Я была на вскрытиях, я оживляла мертвое, я резала и зашивала живое… Но это уже перебор.
Кто-то поднимался на вышку. Открыла глаза и подняла голову. И чуть не застонала от отчаяния — передо мной стояла Мейла. О да, вот только её мне сейчас и не хватало.
— Чего раскисла? Эй! — она опустилась на пол рядом со мной, — Военное положение в стране. А как ты хотела? — Это слишком. Не по людски. — Ты представитель власти. Закон для тебя должен быть впереди этики. — Я этого не хотела. — А я? Я этого хотела? — законница вытянула руку с протезом и пошевелила бионикой перед моим носом, — Думаешь, я о такой жизни мечтала?
Я помотала головой, не в силах отвечать. — А ты чего зеленая? — Тошнит. — Не беременна? — Мейла оглядела меня с подозрением. — Нет. Просто… Просто не каждый день у тебя на глазах убивают просто так. — Переболевшие маги могут распостронять заразу дальше. При этом выглядя здоровыми и, по сути, уже не являясь теми, кем были до этого. Откуда ты знаешь, что мужик не носитель слабой искры? Откуда ты знаешь, что он — не сосуд болезни? И что то, что он сказал про рожающую жену — правда? — А откуда я могу знать, что не правда?
Законница промолчала.
— Вот что, ранимая душа — топай домой. Не хочу смотреть на твою зеленую рожу до конца дня. — Спасибо.
Госпожа Кегелапан лишь фыркнула в ответ, а затем встала и ушла.
Я просидела на вышке ещё полчаса, потом всё-таки встала и пошла в академию. Вернулась в свою комнату, и, не раздеваясь, легла спать.
Меня разбудил звонок от бабушки. — Привет! Я не могу дозвониться до Сандры и Никласа. Не знаешь, что происходит? — Нет, мы разговаривали три дня назад, у них всё было хорошо. Попробую дозвониться, и сообщу тебе.
Пыталась позвонить маме, потом отцу, затем Натьям. Бесполезно, вызов не проходил, сбрасываясь. Достала из тумбочки подарок Фаргва и листок. "Привет. Не могу до вас дозвониться. Что происходит?"
Положила ручку на листок. Тишина. Сердце кольнуло беспокойством. Через десять минут ручка наконец-то ожила, вибрируя. Значит кто-то пишет ответ.
"Привет. Прости, укладывал Асу, она что-то раскапризничалась сегодня. У нас всё хорошо. У кого есть устройства связи работают исправно. Но тебе позвонить тоже не смогли. Держи ручку при себе. Возможно связь блокируют. "Я написала: "Хорошо. Поцелуй всех от меня."
Ручку положила в карман. Вот так дела…
Тариинские хроники ч 29
Осень полыхала всеми цветами желтого, красного и оранжевого. А вот солнце припекало совсем не по осеннему. С ума сойти, в прошлом году в это время уже первый снег лёг, середина осени, всё-таки.
— Пошли вдоль Артана погуляем? — Джонатан, как обычно, влетел в мою комнату без стука.
А я как раз с Лукой по видеосвязи разговаривала. — У вас там, смотрю, чуть ли не свидание, — инквизитор нахмурился. — Ой, извини, я позже загляну, — Джонатан ретеровался после того, как я, отвернувшись от инфоэкрана, сделала на соседа "страшные глаза". — Лука, перестань. Он мне почти как брат. — Я заметил. Даже входит по родственному — без стука. Прости, дорогая моя, но не бывает дружбы между мужчиной и женщиной. На деле непременно оказывается, что кто-то из двоих, а иногда и оба, не прочь уложить "друга" в постель. — Знаешь что? Мне не нравится твоя манера подозревать меня черт знает в чём! Прекрати! — Это не подозрения, это жизненный опыт. — Он! Просто! Друг! Понимаешь? — Ну да, ну да. Расскажешь, когда будешь стонать под "просто другом". Ты слишком наивна. — Наверное. Поэтому верю тебе, — злость накрыла меня с головой, а злость — плохой советчик. — Что ты имеешь ввиду?
— Ну не знаю. Например, если ты так печешься обо мне, почему я — всё ещё здесь? — Тебе напомнить, что ты сама отказалась ехать со мной в Буруан? — Лука тоже был зол. — Я не об этом. Почему ты сразу не озаботился моим переводом, ещё в прошлом году, если это было в твоих силах? — Хотелось бы напомнить тебе, радость моя, что я половину лета и половину осени гонял сбрендившего колдуна по диким землям на севере Таринии. — А потом? Почему ты не сделал это потом? — Я думаю, тебе лучше остыть. И вообще я не собираюсь с тобой разговаривать, пока ты говоришь со мной в таком тоне. Поразмысли над своим поведением, — сказал он и отключился.
***************************
Легкий ветерок шуршал листьями, мы шли по окраине Каньято — город здесь близко подступал к Артану — от небольших одноэтажных домиков до склона кое-где было шагов двести. Воздух пах тем особым, осенним запахом, что бывает в последние погожие деньки перед затяжными дождями.
Обожаю осень, особенно такую — теплую, сухую и яркую. Это напоминает мне детство, когда мы с матушкой подолгу гуляли в осеннем парке одни, и, кажется, не было на свете никого счастливее нас…
Но сегодня меня не радовали ни солнышко, ни яркие краски вокруг. Я шла бука-букой, и, кажется, уже начинала жалеть о том, что согласилась на предложение
