Шагни вперёд — выберешь смерть или славу. Поворот жизни. Останься на месте и никогда тебе больше не поднять головы, так и сгниёшь безвестным червём.
Он шагнул вперёд. Как такое можно забыть?
Антенор принял пристальный взгляд вышибалы, как чужой меч своим клинком, и держал, не разрывая замок, не пытаясь уклониться. Медленно кивнул.
— Да. Я был на Скале. Я тебя помню.
Глава 6. Доходный дом фалангита Никодима
Двенадцатью годами ранее. Согдийская Скала
Молодой перс, одетый в дорогой расшитый серебром кафтан, осадил коня у подножия холма. Спрыгнул на землю и кинул поводья подбежавшему слуге. Легко взбежал вверх по склону и, не доходя несколько шагов до вершины, преклонил колено.
— Встань Кофен, — повелел светловолосый коренастый человек, окружённый десятком куда более рослых мужчин, — какой он дал ответ?
Кофен-Каувайча, сын сатрапа Артабаза, встал с колен, но не поднял взгляд.
— Предерзостный, великий хшаятийя. Я не смею повторить.
— Я не наказываю тех, кто доносит мне чужие дерзкие речи. Говори!
— Аримаз произнёс непроизносимые речи, великий хшаятийя, он насмехался над тобой и спрашивал, умеешь ли ты летать. Ибо, по его словам, только крылатые воины смогут взять Скалу.
На скулах Александра заиграли желваки. Он повернулся к свите.
— Говорят, у него там тридцать тысяч воинов, — задумчиво проговорил Пердикка, сын Оронта, командир таксиса Орестиды.
— Брехня, — возразил Птолемей, сын Лага, царский телохранитель, — там негде разместить такую ораву.
Стоявший подле Эвмен согласно кивнул и добавил:
— Не думаю, что у Аримаза много воинов. Там бабы и ребятишки. Семьи князей. Вроде бы и семья Оксиарта тоже, а он из тех, кто ещё сопротивляется, самый уважаемый. Не считая Хориена.
— С Хориеном разберёмся потом, — проговорил царь, задумчиво рассматривавший огромную отвесную скалу.
К крепости на самой вершине вела узкая тропа. Поднимаясь по ней, Кофен был вынужден привязать коня внизу. Весь его путь туда и обратно занял несколько часов. Действительно, неприступная крепость. Штурмовать её — безумие.
— Там есть пещеры и в них источники воды, — словно прочитав мысли Александра, с почтительным поклоном добавил Кофен.
— Даже если бы и не было, на вершине достаточно снега, — сказал Эвмен, — и растает он ещё не скоро.
— Если вообще растает, — буркнул Пердикка.
— А сам Оксиарт тоже там? — спросил царь.
— Насколько я могу судить, там его нет, — ответил Эвмен, — иначе заправлял бы он, а не Аримаз. Оксиарт знатнее.
— Хочет стать вторым Спитаменом? — прошипел Александр, — надеется украсть у меня ещё один год?
— Думаю, если захватим его жену и детей, он сложит оружие, — предположил Эвмен, — я слышал, Оксиарт очень любит свою дочь. Говорят, красавица. На выданье.
Александр повернулся к Пердикке и приказал:
— Построй войско. Выбери самых ловких и храбрых юношей, самых сильных мужей. Поставь их в первых рядах. Я буду говорить.
Македоняне, эллины и варвары выстроились не как на смотре. Собрались толпой, все вперемешку, гетайры и пехота, легковооружённые, слуги, «царские юноши». Пёстрое зрелище — почти все поголовно в персидских штанах и разноцветных рубахах. Ранняя весна, холодно. Один натянул бактрийский кафтан и нахлобучил белую каусию[33]. Другой кутается в македонский плащ, а лицо замотал полой персидской курпасы.
Они с опаской поглядывали на неприступную крепость и ждали решения царя. Штурмовать Скалу никому не хотелось.
Александр стоял на возвышении, осматривая раскинувшееся внизу людское море.
— Воины!
Люди притихли. Александр простёр руку в сторону Скалы.
— Там, на Скале, сидит надменный согдиец Аримаз. Он думает, что победил нас, даже не обнажив меча. Он осыпает насмешками вашего царя. Что вы ответите ему?
По рядам прокатился нестройный шум. Не разобрать, неуверенное воодушевление или опасливый ропот.
— Он сказал, что мы возьмём Скалу, только если обретём крылья! Воины, докажите ему, что у вас они есть!
Толпа зашумела громче.
— Найдутся ли среди вас три сотни храбрецов? — вопрошал царь.
Море заволновалось ещё сильнее. Вперёд не очень уверено шагнуло несколько человек.
— Воины! С вами я преодолел укрепления прежде непобедимых городов, прошёл через горные хребты, заваленные вечным снегом, претерпел, не поддаваясь усталости, холод и лишения. Я вам служил примером и видел ваши подвиги. Скала, которую вы видите, имеет только один доступ, занятый варварами. Остальные места они не охраняют. Стража у них только со стороны нашего лагеря и узкой тропы. Вы найдёте путь, если усердно исследуете все подступы к вершине. Нет таких высот в природе, куда не могла бы взобраться доблесть. Испытав то, в чём отчаялись остальные, мы подчинили своей власти Азию!
Число добровольцев увеличилось.
— Доберитесь до вершины. Овладев ею, вы дадите мне знак белыми полотнищами. Машите ими, как крыльями. Подтянув войска, я отвлеку врагов от вас на себя.
Антенор сдёрнул с головы каусию и решительно полез вперёд, толкаясь локтями. Царь продолжал речь:
— Первый, кто взойдёт на Скалу, получит двенадцать талантов! Один талант получит тот, кто взойдёт двенадцатым! Последний получит триста дариков!
Толпа взревела, как сто циклопов разом.
Александр возвышался посреди бушующего моря, как торжествующий бог.
Позже царь с военачальниками и старшими из добровольцев прошлись у подножия Скалы, выбирая место для подъёма. Александр распорядился начать его ночью, во вторую стражу.
Антенор, облачённый в белый плащ, который ему только что выдали, стоял возле границы лагеря и рассматривал отвесную стену, скручивая кольцами прочную верёвку. Через плечо у него была перекинута полотняная сумка с железными костылями от походных шатров.
— И куда это ты, дурень, собрался?
Антенор обернулся. За спиной стоял Гермолай, один из «царских юношей», сын иларха[34] Сополида, который отличился в битве при Гавгамелах. Почти ровесник, Гермолай был на два года моложе двадцатилетнего Антенора.
— Туда.
— И чего там забыл? — юноша хохотнул, — триста дариков что ли?
— Двенадцать талантов, — спокойно ответил Антенор.
— А-а… О моём кошеле печёшься? — Насмешливо протянул Гермолай, а потом скривил губу. — Ты это… Кончай дурить. Какой мне прок с того, что ты сдохнешь? Без конюха останусь. Не пойдёшь, короче, никуда.
— Пойду, — упрямо мотнул головой Антенор, — я назвал своё имя таксиарху Пердикке, и он внёс меня в список.
— Я тебе пойду. Знай своё место, деревня!
— Оставь его, Гермолай, — раздался позади них властный голос.
Они обернулись. К ним подошёл Птолемей.
— Оставь его. Пусть поступает, как хочет.
— Это мой человек! — вскинулся Гермолай.
— Твой раб?
— Я не раб! — с ожесточением рявкнул Антенор.
— Это. Мой. Человек. — С нажимом повторил Гермолай. — Мой слуга. Я в праве ему запретить!
— Да в праве, в праве, — кивнул Птолемей, — но ты его отпусти. А то ведь царь прикажет, и всё равно отпустишь. Зачем тебе надо, чтобы
