глаз не сводишь.
— Почему я ничего не почувствовал, если ты моя родная сестра?
— А почему ты на меня пялился, если знал, что я двоюродная? — отрезала Оля. — Лучше скажи, отчего эта кукла была на меня похожа? И зачем полиция схватила твоих приятелей?
Петя пожал плечами:
— Встречный вопрос: ты зачем в полицейских кирпичом кинула?
Некоторое время Оля обдумывала ответ. И честно призналась:
— Это был совершенно инстинктивный, ни на чем не основанный поступок. Я вдруг поняла, что должна это сделать.
— Что-то очень много стало вокруг ничем не обоснованных поступков, — вздохнул Петя.
Дальше ехали молча.
В подъезде консьерж посмотрел на них каким-то особенным взглядом. И, открывая дверь старинного лифта, произнес:
— Ваши друзья только что поднялись.
Петя и Ольга переглянулись. Почему-то даже сомнений не возникло, кто успел их опередить. Из лифта они кинулись к двери, едва не отталкивая друг друга, Петя достал ключи, но дверь была не заперта.
А в квартире царил полный разгром!
Пахло догоревшими дровами — камин недавно топили. Повсюду валялись влажные полотенца, кто-то явно второпях вытирался и не озаботился повесить их на сушилку. Сладкий аромат пены для ванны щекотал ноздри.
Еще пахло коньяком, и встроенный в дубовый буфет бар был открыт.
Лубоцкий сидел на краю потертого кожаного дивана и пытался влить в рот Дейнен коньяк из кофейной чашечки. Лиза лежала с закрытыми глазами, мертвой хваткой сжимая блокнот с Коньком-горбунком.
— Мальчик, вы давно пьете коньяк по утрам? — спросила Ольга сурово.
— У нее шок, — ничуть не удивившись и не смутившись их появлению, ответил Лубоцкий. — Я слышал, что коньяк надо дать.
— По мозгам вам надо надавать! — Ольга отобрала у него чашечку, понюхала, удивленно качнула головой и залпом выпила коньяк. — Ничего себе… нектар… Тащи мокрое полотенце! Только выжми! И лед!
— И шампанское, — мрачно сострил Петя. — Что с ней? Полицейских испугалась?
Метнувшийся было на кухню Лубоцкий остановился и продемонстрировал синяки на руках.
— Полицейских? Видал, чтобы полицейские хватали несовершеннолетних, били дубинками и кидали в машину?
— Ну… — Петя запнулся. — Если подумать… Вы что, драться с ними начали? Или убегали?
Лубоцкий покрутил пальцем у виска и ушел на кухню. Зашумела вода в кране.
— На самом деле странно, — задумчиво сказала Оля. — Без всякого повода, не на запрещенном митинге, не при сопротивлении… В центре города, на глазах у людей… Избивать двух школьников дубинками? Да их собственное начальство сожрет и выплюнет, никому такие новости не нужны! К тому же перед выборами.
— И полицейские какие-то странные, — добавил Петя. — Два амбала и два кощея. Хоть в комедии снимай.
Вернулся Лубоцкий с пакетом льда и полотенцем, с которого капала вода. Оля вздохнула, выжала полотенце прямо на пол и положила его Лизе на лоб.
— Колись, Лубок, — сказал Петя. — Ты что-то знаешь и понимаешь о происходящем. И ты мне обязан.
— За что? — удивился Лубоцкий.
— Да хотя бы за этот бардак! — возмутился Петя. — Ты взял запасные ключи из стола? Без спроса? Тебе не кажется, Лубок, что это свинство?
— Я — Андрей, — вяло сказал Лубоцкий. Он и впрямь смутился. — И я все уберу. И постираю.
— Красава! — Петя понял, что Андрей и впрямь чувствует свою вину, и продолжал давить: — А то, что мы укрываем беглых преступников? За это не обязан?
— Хорошо, хорошо. — Лубоцкий взмахнул рукой, словно рубя невидимую стенку. — Как Лизка?
— Да все с ней будет в порядке, — успокоила Ольга. Попыталась вынуть из рук девочки блокнот. — Надеюсь. Ей поспать бы надо…
Она склонила голову набок и с неожиданным умилением сказала:
— Бедная девочка. Совсем малышка. Сопит себе как… как бобренок… Ты давай, рассказывай. Я ее за руку подержу, ей так явно спокойнее.
Лубоцкий глубоко вздохнул:
— Петя… Оля… В общем, это я во всем виноват. Ну и Лиза… немного. Но она бы ничего, если бы я ее не подначивал… Я виноват.
— В чем? — Петя не выдержал и принялся собирать полотенца и вещи с пола, брезгливо поднимая их двумя пальцами.
— Во всем! Дело в том, что Лиза… она, ну… — Андрей вздохнул. — Помнишь, Петь, как мы с ней подружились?
— Твоя подруга — ты и помни. Вы с первого класса вместе.
— Нет, в первом классе я на нее и внимания не обращал, — вздохнул Андрей. — Мне Соня нравилась. И Леля немножко, она красивая. И чуточку Наташка.
— Да ты у нас Казанова… — бросила Оля.
— А во втором классе я вдруг в Лизу влюбился. Разом. Сижу, смотрю, как она что-то в блокноте калякает. И вдруг понимаю, что не могу глаз отвести. На перемене подошел и говорю: «Давай с тобой дружить!» Лиза глаза опустила и шепчет: «Давай».
— Да, вспомнил! — оживился Петя. — Мы же вас дразнили полгода!
— Ну вот… она уже потом мне сказала. В пятом классе. — Андрей вздохнул. — Мне никак не удавалось трапецию накачать. Она узнала и говорит: «Я помогу». Взяла блокнот и написала… ну вроде рассказ такой… как я легко накачался… Я и накачался. Быстро.
— Она тебя так хорошо мотивирует? — спросила Оля.
— Она так пишет, — сказал Андрей шепотом. — У нее дар, понимаете? Если Лизка чего-то хочет или во что-то верит, то ей надо только написать про это. Убедительно и лучше без ошибок. Тогда это происходит. Если бы она жила лет двести назад и писать не умела — никаких чудес бы не происходило.
Наступила тишина. Лиза все так же лежала с мокрым полотенцем на лбу, Оля сжимала ее ладонь, Петя смотрел на Андрея.
Андрей, похожий на юного греческого бога, по ошибке облаченного в современную одежду, понуро стоял возле дивана.
— Шутишь? — спросила Оля. Не дожидаясь ответа, взяла кофейную чашку и двинулась к бару. Остановилась и поставила чашку на стол. — Нет, правда? Все что угодно?
— Не всё, — сказал Андрей. — То, что совсем невозможно, не получится. Ты не станешь негром…
— Чернокожим, — поправила Оля, поморщившись.
— …потому что ты уже белый, — продолжил Андрей. — И если руками взмахнешь, не полетишь, ведь люди не птицы. И то, что уже случилось, назад не вернуть, — про то, что мы убежали от полиции, Лизка написала, и все получилось, но совсем отменить задержание не смогла… А вот если придумать, что женщина повелевает водой и лечит всякие водянки и прыщи, то это хоть и глупо, но получится.
— То есть тут дело не в законах физики или здравом смысле, — сказала Оля задумчиво. — А в ее способности поверить…
Она вернулась к Лизе и попыталась взять ее блокнот.
— Дело не в блокноте, — сказал Андрей. — Дело в ней самой.
— Обидно. — Ольга задумалась. — Да. Но мне
