мы сможем во всем разобраться.
— Кто вы такие? Где я? Какой сейчас год? — продолжала кричать Мария.
— Опустите нож, и мы с вами все обсудим спокойно!
— Какой год? — не унималась возбужденная девушка.
Я уловил в ее голосе нотки отчаяния и усталости. Ну конечно. Она очнулась после криосна — дезориентированная, напуганная. Увидела над собой нашего геолога. Что он рядом с ней делал — это уже десятый вопрос, хотя и его нужно будет выяснить. Очевидно, она оказалась не там, где собиралась оказаться, спускаясь на землю в спасательной шлюпке. Вполне возможно, она решила, что на планете прошло немало лет. Ее зрение еще не успело восстановиться. Какая-никакая, а мышечная атрофия тоже должна была сказаться — все же гравитация на «Магеллане» существенно отличается от естественной земной. Плюс она носит зародыш под сердцем. А находчивый Ковалев к тому же умудрился оставить открытыми рампу и все отсеки корабля. Я взглянул на показатели. Так и есть, на челноке сейчас было чертовски холодно. Плюс пять, если быть точным. Что же, психоз вполне объясним. Вопрос, что делать, отпал сам собой. Заставить человека в таком состоянии мыслить рационально — невозможно. Я медленно поднял над головой Егора свой ИКАС и замер, ожидая какой-нибудь реакции, но ее не последовало. Мария не видела дальше метра, зрение после криосна еще не восстановилось. Мой ИКАС остался для нее незамеченным. Зато на моем экране появилась четкая картинка происходящего. Девушка и доктор Боровский сидели на полу, прямо в проходе. Мария прижалась спиной к дверям кабины пилотов, мешая им тем самым разъехаться в стороны. Простым локтевым захватом она удерживала за шею нашего геолога. В свободной руке девушки я разглядел свой ультразвуковой скальпель. Активированное лезвие опасного инструмента тонко звенело у самого глаза замершего доктора. Я к этому времени уже добрался до челнока и расположился в шлюзовом отсеке. Закрывать рампу я не стал, холод так или иначе должен был приблизить развязку. Мне не хотелось затягивать этот спектакль, и второй акт должен был пройти уже по моему сценарию.
В пассажирском отсеке повисла напряженная тишина. Ковалев не решался на активные действия, но и отступить не мог. Все-таки угроза для жизни доктора была очевидной. Все его аргументы разбивались о требования девушки «убраться с корабля, или она активирует скрытый в ее организме заряд». Не очень умелый блеф. Я сканировал ее тело дважды. Человеческий эмбрион, крепко спавший в ее матке, был единственным инородным телом в ее организме. Но Ковалев по какой-то причине поверил в ее угрозу взорвать корабль и откровенно мешкал.
Быстро взвесив все за и против, я решил воспользоваться уязвимостью нашей молодой террористки. Нельзя было дожидаться, когда к Марии вернется зрение, и потому я плавно провел дрон к правому борту челнока, затем направил его под самым потолком к переборке кабины пилотов и заставил зависнуть прямо над головой девушки. За всей этой картиной наблюдал Егор, и, как только он понял мой замысел, то медленно опустил голову, стараясь не выдавать взглядом готовящуюся для Марии западню. Излишняя предосторожность, на мой взгляд. Вряд ли девушка была способна разглядеть направление взгляда Егора, но он об этом не знал и решил перестраховаться. ИКАС тем временем завис сантиметрах в тридцати над головой Марии и тут же начал распылять газ без цвета и запаха. Еще секунда, и тела заложника и Марии обмякли. Лезвие ультразвукового скальпеля скользнуло по щеке доктора, оставляя глубокий кривой разрез. В ту же секунду к ним подлетел Ковалев. Он быстро выхватил опасный предмет из рук нашей буйной пациентки и оттащил безвольное тело геолога в наш импровизированный лазарет. Затем он вернулся к Марии.
Я отдал команду дрону лететь на подзарядку, а сам, наконец-то выдохнув, закрыл рампу и прошел в салон корабля. Меня встретил Егор с Марией на руках. Вся команда пребывала в легком шоке, эмоционально обсуждая происшествие.
— Куда ее? — спросил растерянный Ковалев.
— Давай сюда клади, — указал я на один из свободных ложементов, раскрывая его в горизонтальное положение. — Запрограммируй силовое поле кресла, чтобы она никуда не дергалась, когда проснется.
Сам же я направился в свой медицинский закуток. Там я обработал рассечение на щеке геолога и установил на края раны клейкие хирургические клипсы. Убедившись в их правильном расположении, я провел над ними пальцами сверху вниз, и те послушно стянули края раны. Я еще раз оценил результат. Наверняка шрам все же останется. Был бы автодок, можно было бы убрать рубцовую ткань, почти незаметно бы вышло. Но теперь выбирать не приходилось, все капсулы-автодоки остались на борту «Магеллана».
— Что тут произошло? — поинтересовался я у Ковалева, выходя к остальным членам экипажа.
— Да я и сам толком не понял, — виновато оправдывался Егор. — После того как ты поднялся в крепость, я решил не оставлять ребят на открытом пространстве под стенами и вернул отряд на челнок. Мы все сидели в кабине пилотов и смотрели твою передачу. А потом доктор услышал какой-то шорох в салоне. Я отправил его поглядеть, что там, а через минуту — крики, шум, грохот инструментов… Когда мы прибежали, она уже висела на Леониде мешком и размахивала у его лица активированным скальпелем. Пилоты сразу забаррикадировались у себя, а всем остальным Мария сообщила, что в ее тело вживлен имплант со взрывчаткой и, если кто-нибудь дернется, она разнесет тут все на куски.
— И ты поверил? — удивился я.
— Я растерялся, — повесил голову Егор, от его уверенности в себе не осталось и следа. Он понял, что в глазах экипажа выглядит теперь довольно глупо. Я не мог похвалить его за такую робость и решил все же пожурить.
— Неужели ты решил, что я мог умолчать о таком важном факте, как бомба на борту нашего единственного челнока? — раздраженно спросил я. Но вопрос остался без ответа. — Дальше что было?
На Ковалева было больно смотреть. Он стоял и отчитывался передо мной, словно нашкодивший школьник. Но мне было плевать. Он единственный офицер отряда немедленного реагирования на борту. Пресекать подобные инциденты, а лучше вообще их не допускать — его основная обязанность. Возле нашего медицинского пункта должен был дежурить как минимум один человек. Мы сейчас определенно находились в полной заднице, и расслабиться в ближайшее время нам не удастся. Времени на обучение нет.
Егор продолжил:
— Она приказала всему экипажу сесть на свои места и не двигаться. Я успел лишь предупредить тебя, открыть рампу и отсеки. Остальное ты сам видел.
Я огляделся. Весь экипаж притих, слушая наш разговор. Я понял, что свое негодование следует оставить при себе, иначе мог пострадать и без того подорванный авторитет Ковалева. Я постарался разрядить обстановку:
— Ладно, расслабься, майор. Никто не мог ожидать такого от хрупкой девицы, верно?
Все закивали, соглашаясь со мной.
— Пойдем, разбудим нашего доктора. Узнаем, за что Мария на него так взъелась.
Леонид Боровский просыпался неохотно. После введения антидота ему понадобилось не менее десяти минут, чтобы прийти в себя. Но горячий тонизирующий напиток в его трясущихся руках все-таки сработал, и наш геолог начал свой рассказ с оправданий:
— Господа, я клянусь вам, ничего не было! — взволнованно начал он. — Она же мне в дочки годится!
Но я его перебил:
— Успокойтесь, Леонид Захарович! Мы уже просмотрели все видеозаписи и знаем, что вы ничего предосудительного не сделали. Просто расскажите, что вы увидели, когда вошли в медицинский отсек.
Доктор сделал большой глоток из кружки и, совладав с собой, ответил:
— Я первым услышал шорохи из-за ширмы медотсека. Товарищ майор попросил меня посмотреть, что к чему, и я вошел к Марии. Девушка лежала на месте и ворочалась. Видимо, в себя приходила. На полу валялись тряпки и ваши медицинские инструменты, она их случайно задела руками во сне. Я наклонился, чтобы поднять их, и краем глаза увидел на бедре Марии… — тут доктор Боровский густо покраснел и запнулся. Я кивнул ему:
— Все в порядке, доктор, продолжайте.
— На ее бедре, как раз там, где заканчивались ее шорты, виднелась рана, вернее, язва.
— Язва? — удивился я.
— Да, такой нарыв, вроде химического ожога или даже не знаю, с чем сравнить…
— Так, и дальше что было?
— Она застонала и, видимо, не контролируя себя, начала рукой расчесывать этот нарыв. Я придержал ее руку и попытался обработать эту ранку клинером. Но когда я начал закатывать ее штанину вверх, она очнулась и тут же отвесила мне сильнейшую оплеуху. Я попытался ее успокоить, но она уже была разъярена, словно дикая кошка.
Мы с Ковалевым
