теперь с этими документами можно покорить не только Ленинград, но и весь мир. «Что ж, если не судьба стать моряком, стану пехотным. Там конкурс поменьше. Не получится, в милицию подамся. Там погони, перестрелки, задержания» – с этими мыслями Сергей стал собираться в Ленинград.
Время для подачи документов ещё было. Главное, есть куда вернуться, если что-нибудь не получится. Комната, полученная Дорой Клементьевной по заслуженному ордеру, оставалась за Сергеем. Имущество можно продать, чтобы даром не простаивало. «Будут деньги на первое время, а потом свои заработаю», – не по-юношески размышлял Сергей.
Он осмотрел шкафы, перетряс все полки, залез в самые укромные уголки. Искал долго, но всё-таки нашёл деньги, завёрнутые в холщовую тряпицу. Дора Клементьевна была аккуратной женщиной, недаром много лет проработала детским врачом. Даже деньги завернула в стерильную, тщательно прокипячённую тряпочку. Всё, что можно было продать, Сергей сложил у стены, остальное прибрал и разложил по местам. Вдруг пригодится? Он запланировал провести несколько дней в Новосибирске, чтобы без суеты насладиться последними днями перед отъездом. Соседи знали, что Сергей уезжает, но не знали куда, в какие края хочет податься теперь уже тройной сирота. Хотел в военное училище, вроде морское, но в военные заведения принимают только через военкомат. Никаких повесток на дом не приходило. Сергей делал вид, что не замечает пытливых соседских взглядов. Неизвестно, как распорядятся люди сведениями, полученными в доверительной беседе. Лучше держать их в неведении.
Прошло ещё несколько дней. Нужно было торопиться. Кое-что из домашней утвари Сергей продал, оставались телевизор и стиральная машина. Он нанял грузовую машину и привёз вещи на блошиный рынок, где со скучающим видом стал ждать покупателей, дав себе слово, что всё отдаст за бесценок. Сергей томился в Новосибирске. Его влекли туманные дали, ясные перспективы и намеченные цели. Всё у него складывалось хорошо. Он вычеркнул прошлое из памяти, словно позади ничего не было. Был он. Была его жизнь. Завтра станет ещё лучше. Есть только сегодня и сейчас. А что было раньше, лучше не вспоминать. Было и быльём поросло. Память затянуло тиной забвения. Раны больше не болели.
– Эй, ты чё, ненормальный? – спросил высокий худощавый парень, белобрысый, руки в карманах, взгляд исподлобья.
– Я нормальный! – вскинулся Сергей, интуитивно почувствовав опасность. Белобрысый появился на рынке неспроста.
– Х-ха, – хмыкнул парень и пнул ногой камешек. Сергей проследил за полётом камня. Удар у парня меткий. Бьёт точно в цель. Камешек попал в забор и отскочил назад рикошетом. Тонко зазвенела сталь. Стиральная машина обиженно загудела.
– Я нормальный, – уже тише повторил Сергей.
– Дык и я говорю, что ненормальный!
Парень задирался. Сергей огляделся. Рынок жил по своим хищным законам. Кругом торговались, ругались, пересчитывали деньги. Никому не было дела до чужих раздоров. Сергей переставил машину и телевизор, чтобы занять себя делом. Он не знал, что ответить парню. Белобрысый насмешливо наблюдал за ним. Они молча стояли, раздираемые внутренними противоречиями. Один хотел избавиться от нежданного пришельца, второй, зная, что с ним не хотят поддерживать беседу, язвительно разглядывал Сергея. Пауза затянулась. Сергей пристально смотрел за плечо белобрысого парня, словно кого-то ждал.
– А я тебя сразу узнал! – заявил белобрысый и, пригнувшись, дыхнул в лицо Сергею запахом нечищеных зубов и перегорелого табачного дыма, кисловатого и терпкого.
Сергея передёрнуло. Его затрясло. Он ещё не знал, кто стоит перед ним, но знакомые интонации в голосе, чубчик набекрень, короткие усики и взгляд исподнизу наверх напомнили суровые детдомовские годы. Это был один из шестерых, но это не Волчара. С того света на рынок не ходят. Если и придут оттуда когда-нибудь, то непременно ночью, на рассвете, когда бывает совсем невмоготу.
– А ты? Не узнаёшь?
Сергей уже знал, кто пришёл за ним. Это был Хрущ. Он вырос, взматерел, отпустил усики. Раньше был миловидный, с ангельским лицом, а сейчас вызверился. Смотрит как взбесившееся животное.
– Нет! – коротко бросил Сергей. Он больше не мог молчать. Нужно было услышать звук собственного голоса, чтобы убедиться, что всё происходящее не сон и не мираж. Хрущ стоял рядом. Он был вполне осязаем. Всё происходило наяву, а не во сне. Хрущ уже не тот, он теперь другой. Он стал хуже, чем был. А был обычной нелюдью.
– Не гони! Ты узнал меня, – скривился Хрущ. Сергей напрягал память, вспоминая имя Хруща. Ведь зовут его иначе. У белобрысого зверёныша есть человеческое имя. Память отказывала в помощи. Имя не вспомнилось.
– Я Костя Торопов! Хрущ!
Раздался торжествующий клик злобного павиана. Разумеется, это был Костя Торопов. Блондин, красавец, любимец детдомовских отчаянных девчонок. Член преступной группировки. На счету банды великое множество преступлений. Сергей поднял голову и посмотрел Косте в глаза. Он знал, что правда на его стороне.
– А-а, так ты Костя! Рад тебя видеть, – скороговоркой произнёс Сергей и вздохнул. Напрасно он приехал на этот рынок. Нужно было предложить бросовый товар соседям или знакомым. Теперь попал в переделку. От Кости Торопова трудно будет избавиться. Хотя он нашёл бы его везде. Хрущ следил за ним. Может, и к лучшему, что встреча произошла на людях. Здесь особо не разгуляешься.
– Не заливай! Ничего ты не рад, а наоборот, – ухмыльнулся Торопов, – ты очень даже недоволен!
И снова потянулось молчание, изматывающее, утомительное, не имеющее предела. Казалось, что молчание будет бесконечным, как долгий день в июле, когда солнце стоит в зените, а пекло зашкаливает за тридцать градусов. В такие минуты становится страшно. Кажется, что пекло будет вечным, а день никогда не закончится.
– Угощаешь? – с ехидцей спросил Торопов. – Тут пивнушка рядом.
– А это? – Сергей кивнул на опалённые жарой предметы бытового обихода. – Сопрут ведь!
– Сопрут, – легко согласился Хрущ, – а мы их с собой возьмём. Ты бери стиралку, а я телик. Справимся!
В пивнушке стоял густой чад. Посетители дымили папиросами, выбрасывая клубы чёрного дыма в тесное помещение. Сергей поперхнулся и поморщился. Он вообще не переносил табачный дым, а в таких количествах вдыхал его впервые.
– Сядь! – приказал Хрущ и щёлкнул пальцами, подзывая подавальщицу. – Шесть пива и язей! Здесь хороший язь бывает. Жирный, откормленный, как свинья перед забоем.
Костя побарабанил тонкими пальцами по грязному столу. Он предвкушал любимое угощение. В эту минуту его ничто больше не волновало. Только пиво и язи.
– Как ты оказался в Новосибирске? – спросил Сергей, наблюдая за клубами дыма. Можно было подумать, что где-то в углу тлеет сгнившее тряпьё, настолько густым и чёрным был дым от папирос «Север» и «Беломорканал».
– А пёхом, – рассмеялся Торопов, – пешком добирался. Все ноги стёр. Как узнал, что ты здесь кантуешься, сразу стал пробираться до
