мер девяносто санов ростом.
Обнажённый мускулистый торс, обтянутый проклёпанными ремнями, медная кожа и бесчисленные шрамы выдавали в нём гладиатора. Лицо под взъерошенными волосами казалось красным даже в свете пёстрых фонарей: мужчина явно был навеселе.
— Чего такое, паренек? Нет денег на еду?
Впрочем, по крайней мере в голосе незнакомца не были враждебности, так что Ронье немного расслабилась. Кирито тем временем обречённо кивнул и ответил голосом изголодавшегося человека — который, скорее всего, ему даже не пришлось отыгрывать:
— Да… так и есть. Мы с сестрой пришли из Фальдеры в поисках работы, но у нас закончились все деньги.
— О, вы из Фальдеры? У меня отец оттуда, — ответил великан.
У Ронье душа ушла в пятки; что, если он сейчас ударится в воспоминания о городе, о котором она знала одно только название? К счастью, итого не случилось. Великан всего лишь похлопал Кирито по плечу рукой такой огромной, словно он носил кожаные перчатки, и добродушно предложил;
— Давайте я нас угощу, земляки.
— Нет-нет, мы не…
Разумеется, Кирито почувствовал себя неловко и попытался отказаться, но гладиатор подтолкнул в спину. Кирито нехотя пошёл во площади, и Ронье направилась следом.
Гладиатор привёл их к самому маленькому и тёмному из шести ларьков. Его хозяин со скрывающей почти всё лицо чёлкой что-то мешал длинным половником в видавшей виды кастрюле. С козырька ларька свисали выцветшие занавески с надписью в уголке: «Обсидианские варева». Видимо, это было название ларька.
— Тут лучшая еда на площади! Правда, ни один из моих товарищей со мной не согласен, — заявил пьяный гладиатор и расхохотался.
— Э-э… — У Кирито дёрнулся глаз, и он попятился назад. — Что-то мне тут не нравится…
— Все первый раз так говорят. Ну, если думаешь, что я тебя обманываю, то сначала попробуй. Эй, хозяин, дай-ка мне три.
Гладиатор вытащил из подвешенной к поясу мошны три медные монеты и уронил их на тёмную деревянную стойку. Если медь в мире тьмы ценится так же, как в мире людей, то загадочное обсидианское варево стоит десять ший за порцию. Это очень дёшево даже для простой уличной еды.
Хозяин ларька без единого слова поставил на стойку три миски, налил в них содержимое кастрюли длинным половником и положил рядом три деревянные ложки. Затем он молча забрал медные монеты и вернулся к работе.
Гладиатор не обратил никакого внимания на неприветливость хозяина — либо привык, либо был слишком пьян, — взял по миске в каждую руку и протянул Кирито и Ронье. Отказаться было уже невозможно, и Ронье, поблагодарив, приняла миску.
Внутри был густой коричневый суп — иначе и не скажешь. Наверняка в нём были какие-то ещё продукты, но непрозрачный бульон не давал разглядеть, что именно в нём варили.
Гладиатор тем временем взял в руки свою миску и усадил Кирито и Ронье за свободный столик. Решившись, Ронье взяла ложку.
Она зачерпнула немного жидкости, по густоте напоминавшей жаркое, которое варили три дня подряд. Подув на ложку, она взяла её в рот. Сначала было невыносимо остро, но тут же разлилась кислинка. Постепенно раскрылись горечь и густой, сложный вкус, а в конце — лёгкое, но длительное сладкое послевкусие.
— Что это за странный вкус, Кирито? — тихо спросила она у Верховного мечника, который уже попробовал варево и задумчиво смотрел на ложку.
— Да, это однозначно… суп медленной варки, причём на удивление неплохой. Я бы даже сказал, подозрительно вкусный…
— Что?.. Неужели вы уже пробовали эту еду?
Кирито посмотрел на Ронье, будто только что очнулся от своих мыслей, и замотал головой:
— А, нет-нет, не пробовал… Просто в городе, в котором я когда-то жил, было место, где подавали нечто похожее. Кажется, даже повар выглядел почти так же, но это не важно… Густые супы, которые я уже пробовал, есть было почти невозможно — в них ужасно спорили друг с другом острота, кислинка, горечь и сладость. А у обсидианского варева вкус зрелый, доведённый до ума. Не знаю, как ещё описать эту мягкость и полноту…
— О, паренёк, да ты, оказывается, разбираешься! — Уже успевший съесть треть своей порции гладиатор от души хлопнул Кирито по спине. — Говорят, этот суп варится ещё со времён основания Обсидии — вот уже двести лет в него постоянно подливают бульон и добавляют продукты. Такого даже в мире людей нигде нет, ха-ха-ха!
— Ещё бы… — Кирито кивнул; на его лице появилось непонятное выражение.
— Что, двести лет?! — не сдержала изумления Ронье. — Но как можно так долго сохранять еде Жизнь?! Обычно супы портятся дней за пять даже зимой…
— За это скажи спасибо хозяину. — Гладиатор стукнул себя в грудь с такой гордостью, словно тот мужчина был ему родным отцом. — Он каждый день ни на шаг не отходит от ларька и постоянно следит за огнём, чтобы суп не остыл и не пригорел. Так что если никогда не снимать суп с огня, Жизнь у него не тратится. Разумеется, я поэтому питаюсь только у него… Думаю, во всём мире тьмы — да что там, во всём Андерворлде! — он единственный повар, способный на такое.
— Каждый день?.. — Ронье потрясённо перевела взгляд на ларёк.
Неприветливый хозяин продолжал мешать варево, не поднимая головы и не показывая лица.
— То есть у него самого заморожена Жизнь и он стоит тут уже двести лет?.. — поинтересовалась Ронье.
Гладиатор несколько раз посмотрел на ларёк и свою миску с таким видом, будто впервые всерьёз задумался об этом. Наконец он покачал головой:
— Ну что ты, он ведь тебе не легендарная Первосвященница мира людей. Наверное, это у них семейное дело.
— Да, наверное, — согласилась Ронье.
Затем она выловила кусок чего-то, плававший в миске, и боязливо положила себе в рот. Это оказалось мясо какой-то птицы, которое развалилось от первого укуса, наполнив рот насыщенным вкусом. Ронье показалось, что если бы она пристрастилась к странным, сложным приправам этого блюда, то тоже не смогла бы без них жить.
Кирито распробовал суп раньше, чем она, поэтому в два счёта расправился со своим угощением.
— Ох, можно с чистой совестью сказать… что это было вкусно.
Удовлетворённо выдохнув, он выпрямился, повернулся к гладиатору и низко поклонился:
— Спасибо тебе, добрый человек. Мы никогда не забудем твоей доброты и когда-нибудь отплатим за неё.
— Да ла-адно вам. — Гладиатор, который уже давно доел, пьяно улыбнулся и кивнул. — Конечно, я был бы очень рад, если бы вы нашли тут работу и начали хорошо зарабатывать. Вы бы тогда
