Ознакомительная версия. Доступно 63 страниц из 314
Николаевская Академия Генерального штаба. 1894-1897 гг.
В 1892 году, в виде опыта, в порядок поступления в Академию Генерального штаба и прохождения в ней курса были введены новые правила. По этим правилам было намечено в течение нескольких лет принимать на младший курс 150 офицеров (до тех пор на младший курс принималось примерно 50—60 человек и в Генеральный штаб выпускались все, которые благополучно проходили курс до конца), переводить из них на старший курс всех выдержавших переходные испытания, но со старшего на дополнительный курс переводить только 40 человек, из коих причислять к Генеральному штабу всех тех, кои успешно пройдут все испытания дополнительного курса. Всем же тем, кои выдержат переходные испытания со старшего на дополнительный курс, но не попадут в число сорока, давать академический значок, считать окончившими Академию по 2-му разряду и возвращать в строй.
Этой мерой преследовалось две цели: иметь более обширный выбор для перевода на дополнительный курс более успешных слушателей Академии и поднять в войсках общеобразовательный ценз, возвращая в строй офицеров, прошедших два курса Академии.
Обратной стороной медали было: 1) создание в самой Академии крайне нездоровой атмосферы конкуренции на переходных экзаменах; конкуренции, которая – при лотерейном характере всяких экзаменов – не давала гарантии, что с младшего на старший курс и со старшего на дополнительный будут попадать действительно лучшие и более достойные. 2) Возвращение в строй «второразрядников», которые, будучи почти поголовно обиженными и считающими себя неправильно пострадавшими, создавали в строю новую категорию недовольных, будирующих и относящихся еще более отрицательно к «избранным», попавшим в Генеральный штаб, в «моменты». Эта категория обиженных еще более должна была углубить враждебное чувство строя к Генеральному штабу.
Последующее лишь подтвердило эти опасения, которые высказывались некоторыми военными еще при начале проведения этой реформы. Впоследствии это было учтено, и на дополнительный курс стали переводить всех выдержавших соответствующее испытание (и сократив прием на младший курс), и перенесли, таким образом, выбор выпускаемых в Генеральный штаб на дополнительный курс, где, на самостоятельных работах, легче и правильней было делать соответственный отбор.
Впрочем, на мой взгляд, и эта поправка была недостаточной. Было бы более правильно – по французской и по германской системам – всех окончивших успешно Академию возвращать в строй, а в Генеральный штаб переводить из них лишь тех, кои, после соответствующих испытаний в практической работе при строевых штабах, выдвигались бы строевым начальством для службы по Генеральному штабу.
Но это я забегаю вперед. Я же проходил курс Академии в период, когда очень горячо проводилась идея, положенная в основу указанной выше временной реформы. Я лично проходил курс Академии вполне добросовестно. Я не помню случая, чтобы я пропустил какие-либо лекции, и самым старательным образом штудировал все курсы, а также все сочинения и книги, которые нам рекомендовалось прочитать.
Вспоминая теперь программы младшего и старшего курсов Академии, я должен отметить, что теории было слишком много, а практической подготовки для будущей службы по Генеральному штабу было слишком мало. Для общего образования были, конечно, очень полезны курсы русского языка (профессор Ломанский) и геологии (профессор Иностранцев), но оба почтенных и талантливых профессора, читавшие эти курсы, читали их почти перед пустой аудиторией или аудиторией, которая их почти не слушала; отметки, которые ставились за эти курсы на экзаменах, не принимались во внимание для вывода окончательного среднего балла на переходных экзаменах. По этой же причине мало кто следил за лекциями о массировании артиллерии на полях сражения, о массовых армиях.
Мне до сих пор совершенно непонятно, почему современные уже тогда темы о массовых армиях и о массировании артиллерии считались как бы необязательными для слушателей Академии.
Курс военной истории проходился чрезвычайно подробно, но больше по примерам древних и по Наполеоновским войнам. Более близкие и современные войны (даже Франко-прусская и наша война с Турцией 1877—1878 гг.) проходились слабо и более чем поверхностно.
Курс астрономии был очень обширный и для большинства, не знакомого с высшей математикой, малопонятный. А был курсом обязательным, и по этому предмету очень многие резались на экзаменах (профессор Штубендорф42 со своими ассистентами Шарнгорстом43 и Цингером44 изрядно «избивали младенцев»).
Курс военной статистики был колоссальным. Память забивалась массой цифр с устаревшими данными по Германии и Австро-Венгрии (десяток лет после окончания Академии я просыпался по ночам от кошмара, что держу экзамен и не могу вспомнить количества свиней в Силезии). Читал курс иностранной статистики генерал Соллогуб45. Лектор он был очень талантливый и интересный, но как человек был пренеприятен. Я помню, что при переходе со старшего на дополнительный курс, после моего ответа по билету, он мне задал какой-то вопрос, на который, как мне казалось, я хорошо и вполне правильно ответил. После моего ответа он говорит: «Вы кончили?» – «Так точно, кончил, ваше превосходительство». – «Больше ничего не можете прибавить?» – «Ничего». – «Как вы думаете: правильно ли вы мне ответили на мой вопрос?» – «Так точно, ответил правильно». – «Может быть, вы думаете, что и по билету вы ответили хорошо?» – «Да, мне кажется, что и по билету я ответил хорошо». – «Вам кажется или вы уверены?» – «Я уверен, что я ответил хорошо». – «Скромности у вас, поручик, не много. Офицер же Генерального штаба должен быть, прежде всего, скромным и не страдать самомнением. Я вами очень недоволен. Можете идти».
Я отправился на свое место повеся нос. Пропал дополнительный курс, думал я, ведь после такой заключительной фразы он мне поставит 7 или 8 баллов. Чувствуя себя отвратительно, я едва досидел до конца экзамена и с громадным волнением ожидал объявления отметок правителем канцелярии.
Наконец, после совещания профессора генерала Соллогуба с ассистентами и правителем канцелярии полковником Золотаревым46, последний вышел к собравшимся в соседней комнате офицерам и стал читать баллы. Я стоял удрученный где-то сзади.
«Лукомский – двенадцать». Я от неожиданности громко переспросил: «Сколько?» – «Двенадцать. Генерал Соллогуб очень остался доволен вашим ответом. Он сказал, что давно такого блестящего ответа не слышал».
Соллогуба, за его любовь издеваться, очень не любили. Но Соллогуб был все же умный и очень воспитанный человек. Грубым он обыкновенно не бывал. Другой же господин, который пользовался общей ненавистью, был профессор военной истории (читал он Наполеоновские войны) полковник Баскаков47. Терский казак по происхождению, богатый сахарозаводчик по жене, он представлял из себя крайне грубый тип. Человек с громадным самомнением, хорошо знающий свой предмет, но в общем тупой, он был просто невыносим. Ему доставляло наслаждение грубо издеваться над отвечающими офицерами и ставить неудовлетворительные отметки.
Ознакомительная версия. Доступно 63 страниц из 314
