артефактов, изображающих языческих богов:
Мати моя, мати,
Что бы мне сломати?
То ли тын, то ли овин,
То ли медный исполин.
Наталья Горбаневская. «Мати моя, мати…» [332] ;
Заснеженный, с вороной на носу,
С гвоздикой под чугунною пятою,
Я истукан как девочку несу
И как грудную грудию питаю.
С густого неба кольцами питона
Он ринется в полуденном часу
И унесет, взнесет свою красу
Как молоко на донышке бидона.
Мария Степанова. «Заснеженный, с вороной на носу…» / «20 сонетов к М» [333] ;
Другой по колбасе и пестицидам
с высотки Эн таланта своего
расстреливал перуны.
Андрей Чернов. «Прагматики, железные мужи…» [334].
Иногда грамматическая неодушевленность при обозначении антропоморфных и зооморфных артефактов поддерживается и другими средствами, указывающими на неживое, например, согласованием существительного с прилагательным в среднем роде (первый из следующих примеров) или употреблением глагола-предиката как безличного (второй пример):
пожаловаться заболеваю болею
мол заболеваю болею ни мёда ни молока
подружился с лисичкой и приручил синичку
прикормил даже страшное буратино деревянную спичку
жалко нельзя позвонить спросить откуда тоска
Станислав Львовский. «болею заболеваю но говорю здоров…» [335] ;
Под лампой в керамическом бардаке
Сидело две сплошные обезьяны.
Скрестивши руки, словно капитаны,
Смотрели обе все куда-то вдаль.
<…>
А то лежал, глядя на обезьяны,
На их во мраке добрые фигуры,
Которых там поблескивали шкуры.
И было так прекрасно, хоть умри.
Владимир Кучерявкин. «Под лампой в керамическом бардаке…» [336].
Обезьяны в этом тексте – скульптурная подставка настольной лампы.
Словом орел в поэме Виктора Сосноры тоже названо изображение, точнее как бы изображение. Именно как бы, потому что слова орел, решка, обозначающие стороны монеты, являются условными терминами безотносительно к реальному изображению:
Жук ты жук черепичка,
бронированный дот,
ты скажи мне сюр-жизнь а отвечу о нет,
сюр-то сюр а множится соц
и монетку крутя мы видим орел
а лицевая сторона – арифмет цены,
и круженье голов на куриных ногах.
Ах!
Виктор Соснора. «Золотой нос» [337].
В следующем тексте речь идет о троне в зверином стиле:
Право, какой упрямый,
Прямо назад, на трон.
Сел он на зверь багряный
И говорит нам: «Вон!» —
Наш фараон.
Фа-фа-фа-фараон.
Анри Волохонский, Алексей Хвостенко. «Фараон» [338].
Артефактами предстают и образы словесного искусства, например слово соловьи:
облака что гонимы небесной ГАИ
поголовие тучных бесшеих
человеководителей – жертвенные бугаи
(как начальство поблизости – ужас в душе их)
подымаются в каждом глухие обиды свои
начиная с младенчества – словно солдаты, в траншеях
отсидевшие зиму, комбатами пущены в ход
наступленья весеннего а репродуктор поет
что-то про соловьи
Виктор Кривулин. «Весеннее шевеление» [339].
В этом случае форма соловьи становится метонимическим обозначением всего содержания песни со словами Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат, / Пусть солдаты немного поспят[340], а также указывает на концептуализацию этого образа в сознании человека.
Во фрагменте из поэмы Марии Степановой «О» грамматическая неодушевленность слова соловьи приобретает множественную мотивацию:
Открываешь глаза – и пора забираться в ковчег:
Прибывает весна, накрывая тебя с головой,
Приближается чех, наступает с востока Колчак
И раздетые немцы как колья стоят под Москвой.
И ободранные, как бока, партизаны лесов.
И убитые лётчики без кобуры и часов.
Все, кто жалобы кассационные слал на закат,
Все, по ком, словно колокол, бил языком адвокат —
И не выбил отсрочки. И голая, словно десна,
Постояльцев земля выпускает из стыдного сна.
И они по предместьям за чёрной почтовой водой,
Сотрясая заборы, свободно идут слободой.
Но куда ни пойдут – сам-скобой запирается дверь,
Лишь подветренный лес поднимает свои соловьи.
Или это шумит безъязыкая малая тварь,
И желает пощады, и бьётся в пределы свои?
Мария Степанова. «Зоо, женщина, обезьяна» / «О» [341].
Учитывая, что в этом контексте говорится о войнах и о мертвецах (по сюжету поэмы, эти образы возникают в сознании обезьяны, сидящей в клетке зоопарка), форма соловьи в строке Лишь подветренный лес поднимает свои соловьи тоже воспринимается как метонимическое обозначение песни со словами Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат. В норме объектом действия поднимать в переносном значении глагола может быть шум, именно это звукообозначение и представлено в следующей строке: Или это шумит безъязыкая малая тварь. То есть, действительно, словом соловьи здесь обозначен шум леса, поднимаемый ветром. Но упоминание безъязыкой малой твари после слова соловьи побуждает понимать это слово и как обозначение птиц, возможно обобщенное: птицы взлетают. При этом слово тварь, употребленное в его архаическом, не пейоративном значении, здесь может быть понято и как конкретное (‘птица’), и как собирательное (‘сотворенное’).
Грамматическая неодушевленность обнаруживается и при указании на птицу – метафору смерти из другой песни, авторство которой не установлено (Черный ворон, черный ворон, / Что ты вьешься надо мной? / Ты добычи не добьешься, / Черный ворон, я не твой!):
все осыпается но длится
поется в дым про черный ворон
позабываемые лица
и разговоры
позабываемы дословно
что беглый почерк по архивам
похож на время но не злобно
а так себе как привкус хинный
одной старинной лихорадки
как целый день в пустом июле
сказали будет сладкий-сладкий
и обманули
Александр Месропян. «все осыпается но длится…» [342].
Эти контексты со словами соловьи, ворон указывают на тенденцию языка к превращению символа в метонимию-индекс, компрессивно обозначающую культурный контекст функционирования символа. Употребление соответствующих слов как неодушевленных существительных в какой-то мере снижает пафос символов. Наиболее выразительное снижение можно видеть в стихотворении Виктора Сосноры:
В больнице, забинтованный по-египетски, —
мне с суровостью, свойственной медицинскому персоналу,
объяснили и обрисовали, как я висел, как индивид,
в свете психоанализа и психотерапии,
у меня то же самое состояние (СОС – стоянье)
по последним данным науки нас и масс,
имя ему – «суицид»,
а, исходя из исходных данных, мне донельзя необходимо:
«взять себя в руки»
«труд во благо»
а еще лучше «во имя»
чтобы «войти в норму»
и «стать человеком»
а не болтаться как килька на одиннадцатом этаже,
не имея «цели в жизни»
зарывая «талант в землю».
В том-то и дело. Я до сих пор исполнял эти
