свёл периодические истерические неврозы к прогрессирующей шизофрении.
– Но почему закрытое отделение? Да ни одного шизофреника так не запирают! – кипятился я, потенциальный пациент с симптомами истерии.
– Вы хотите, чтобы она кого‑нибудь убила?
Вздрогнул. У неё действительно была крепкая рука. Всегда поражался, откуда у неё такая сверхъестественная сила. Как оказалось, однажды Аврора уже лежала в этой больнице и избила соседку по палате до полусмерти. Через год лечения мою незнакомку всё же выпустили – она казалась совершенно спокойной. Тут‑то я и выследил свою жертву, тут‑то и похитил её спокойствие.
Тогда, после разговора с психиатром, мне захотелось с кем‑нибудь подраться, но я ограничился тем, что разбил какую‑то пивную бутылку. Приложив платок к окровавленным рукам, сидел и думал о дикой, бешеной, необъяснимой любви. Девушка, придумывающая пытки, я не просто принадлежу тебе, а люблю тебя!.. Может быть, мы давно соединились в твоём безумно прекрасном мире? Мои размышления прервал оглушительный звонок. Когда‑то я любил эту мелодию, а теперь даже не помню её названия. Единственное, чего я хотел, – это растоптать телефон ногами.
– Доктор, ваша пациентка…
Не стоило продолжать – я и так знал следующие слова. Дело в том, что Виктория умирает… Виктория умерла, а я даже не сжал на прощание её нежную руку.
Сцена 7. В квартире
В квартире царил страшный беспорядок. Ногой отворил дверь в комнату и с ужасом вскрикнул. Варя собирала вещи не в чемодан: она выбрасывала одну за другой в распахнутое окно, со счастливой улыбкой наблюдая, как дорогая ваза разбивается об асфальт. Задержал её руку, когда та схватила с книжной полки нашего «Маленького принца».
Она непонимающе взглянула на меня.
– Варя, что ты делаешь? Что ты творишь?
Мотылёк ловко выпорхнул из моих рук и лёгким движением вскочил на широкий белый подоконник. Я с силой схватил маленькую ногу, внезапно почувствовав острый страх за её жизнь.
– Тебя так давно не было… – с блаженным лицом пропела она. – Так давно… Ты столько всего пропустил, любимый! Я заложила наш дом, и все эти вещи… К чему лишний мусор? Есть другая жизнь – покой и гармония. Пойдём в неё, милый? Пойдём со мной?
Снял её, несопротивляющуюся, с подоконника и крепко сжал худенькие плечи.
– Ты чем‑то напугана. Сядь и перестань говорить глупости.
Но Варя не казалась сумасшедшей. Она знала, что говорит и что делает, а главное, зачем. Она никогда не выглядела счастливее, чем в тот момент.
– Любимый… Я хочу начать всё сначала. Понимаешь? И знаю, как это сделать. Хочу, чтобы ты был рядом со мной. Ты ведь будешь рядом, будешь?
Посмотрел в бледное некрасивое лицо со светлыми бровями и ничего не ответил. В моих объятиях была не моя жена, а какой‑то совершенно другой, быть может, даже бесполый человек. Он уже не принадлежал ни мне, ни этому дому, ни этому времени. Что‑то случилось, и я почти догадался, заметив на её груди большой деревянный крест.
– Я всегда буду рядом с тобой, но не хочу ничего начинать заново. Мы просто заживём, как раньше, правда, родная? – заговорил ласково, как с маленьким ребенком. Почему‑то сейчас, в эту минуту, вдруг явственно осознал всю ценность этого хрупкого создания для самого себя. У меня никого не осталось на целом свете, кроме маленького принца с горящими судорогой заблуждения глазами. Я должен был спасти её, свою жену, друга, единственного родного человека, не дать сделать последний шаг к пропасти.
– Мой мотылёк, ты слишком долго странствовал, а теперь пришло время вернуться в крепкие объятья…
Но она не слышала ни одного моего слова, только всё время щупала крест и беспокойно озиралась. И вдруг вскочила, подбежала к окну и торжествующе посмотрела на меня:
– Они идут за мной! Наконец‑то! Они возьмут и тебя, ты должен пойти с нами, –быстро приложилась к моим влажным губам. Лицо сияло. Оно показалось мне в эту минуту необычайно красивым. Я схватил её длинные пальцы и испуганно замотал головой:
– Ты ведь не уйдешь с ними? Нет, нет, нет…
Варя смеялась и ускользала – всё ближе, ближе, ближе к двери. Я схватил телефон, набрал полицию и почти прокричал в трубку, чтобы они скорее приезжали:
– Опасная секта… Это ужасно опасная секта, – надрывался я. Кто‑то выбил телефон из моих рук. Тяжело дыша, Варвара ударила меня по лицу. Она никогда этого раньше не делала. Она никогда бы этого не сделала.
– Что же ты творишь?!
Попытался обнять её, но девушка увернулась и обожгла меня взглядом, полным жгучего презрения.
– Никому нельзя доверять, – бормотали бледные губы, – никому, даже ему… Только им, им, им…
– Их заберёт полиция! А ты останешься со мной! – кричал я, но никто меня не слышал, – ты сейчас же выбросишь деревянный крест и вернёшься ко мне и больше никогда… никогда…
Моя Варя (кроткая верная Варя!) скрылась прежде, чем в квартиру позвонили полицейские.
Сцена 1. Продолжение
…ничто не вечно, кроме одиночества. Я затрясся в беззвучном злобном смехе. Чёрт возьми, почему миллиарды людей ежедневно обнимают друг друга, дарят подарки, заводят детей, а я лежу на грязных местах для инвалидов здесь, на вокзале? Что со мной не так? Почему я всегда лишний? В детстве сиделка злобно бросала мне это страшное слово, точно смертный приговор: «Лишний! Ты лишний! Нежеланный».
– Не‑же‑лан‑ный, – проговорил с едкой иронией, приподнявшись на локтях. Разве я не меньше всех виноват в этом?
Какая‑то женщина со сломанной ногой крикнула, чтобы я, нищий и алкоголик, убирался отсюда подобру‑поздорову. Поднялся и медленно побрёл, не чувствуя под собой ног. Несколько раз споткнулся и чуть было не упал, хотя на самом деле в моей крови не было ни капли алкоголя. Если бы захотел придумать себе оправдание, сказал бы, что девушка в парке, Мотылек и Виктория существовали исключительно в моей голове. Но вороново перо, «Маленький принц» и локон кукольных белых волос сводили на нет показания обвиняемого перед лицом Судьбы. «Нет, это не я, ты ошибся. По моему сценарию, ты должен быть счастлив», – отчётливо слышался её бесцветный голос.
Маленький ребёнок беспечно играл новенькой машинкой, то и дело попадающей кому‑нибудь под ноги. Я заглянул в светлое, не знающее страданий лицо и вдруг подумал: фикция. Этот ребенок уже давным‑давно старик, дремлющий в грязном углу сырого подвала. Просто он оказался во власти самых тёплых воспоминаний и остановился здесь, в этом месте и в этом возрасте. Потом мальчишка босиком побежит по ступенькам огромной лестницы в поисках тепла другого человеческого тела. И он будет счастлив и несчастен, пока не вернётся в реальный мир – в грязный угол, в сырой подвал. Здесь уже нет границ между счастьем и несчастьем, жизнью и смертью. Ничего, кроме вечного одиночества. А возвращаться необходимо – ни в одном воспоминании нельзя задержаться надолго.
Я выбрался из душного вокзала. На асфальте кто‑то оставил жирную белую надпись: «Стас, ты мне нужен». И я подумал, какой, должно быть, счастливый человек этот Стас, ведь так здорово быть кому‑нибудь нужным. Возможно, весь смысл жизни заключён только в этом, а мы годами питаемся плодами собственного эгоизма и сетуем, что не находим ничего, кроме… одиночества.
Я подошёл к перилам моста, желая поскорее покончить со всеми этими мыслями. Подо мной – серебряная в сиянии первых звёзд гладь воды. А я не умел плавать и хотел слиться с невидимым дном. Снял бесполезный чёрный рюкзак и забрался на скользкие после дождя перила. Руки судорожно вцепились в толстый столб. Я и не подозревал, что человек так сильно боится смерти. Первый неуверенный шаг, второй – колени трясутся… Зажмурился. Сильный ветер рухнул в лицо, у меня перехватило дыхание, и я ещё крепче обнял спасительный столб…
– Помогите! Пожалуйста, помогите, – кричал позади чей‑то пронзительный голос.
Невольно вздрогнул: там, в этом мире, из которого я собрался уходить, что‑то случилось, но какое мне теперь до этого дело? И между тем голос не отступал, он
