— Аккуратнее, сестричка,
Прозрачно-голубые, как лед, глаза Мариана горели, как огонь, и это сочетание предсказуемо меня обожгло.
— Я вам не сестричка, — выдохнула я.
— Разумеется, — ответил он, продолжая меня удерживать. Мы были так близко, что я почувствовала запах, исходящий от молодого человека, и он неожиданно закружил мне голову.
«Еще бы, — проснулся сварливый внутренний голос, — тебе почти двадцать пять, а все девочка. Тут и на козла кинешься!»
— Руки уберите, — грозно сказала я, и, вспомнив, что решила быть милой податливой эньорой, исправилась. Улыбнувшись, я произнесла якобы взволнованно: — Извините, я просто очень нервничаю. Меня сегодня жениху представят.
— Сочувствую, — отозвался Мариан, отстранившись, и, покрепче перехватил меня за руку. Мы продолжили опасный спуск по лестнице.
— Почему сочувствуете?
— Увидите.
— Что увижу? Мариан… то есть эньор Сизер?
Но мужчина не ответил – он смотрел вниз. Вот и первые гости… Зазвучал приветственно голос Брадо, а за ним, колокольчиками, голос Кинзии; они уже спустились и были у дверей.
Мариан стал спускаться быстрее; я тоже ускорилась и снова наступила на подол платья. Мой спутник снова спас меня от падения и спросил с усмешкой:
— Нервы?
— Посмотрела бы я, как вы в этом платье по лестнице спускались, — пробурчала я.
— У эньоры Гелл платье еще длиннее, но она не споткнулась ни разу.
— Интересно, когда вы успели это заметить, ведь все время таращились на мое… — я осеклась, понимая, что снова выхожу из образа, и закончила: — Приглядывали за тем, как бы я не упала.
Мариан ничего отвечать не стал – надо было уже спуститься.
В тот самый момент, когда Брадо повернулся, чтобы посмотреть, где мы там, мы уже стояли у лестницы на безопасном расстоянии друг от друга и имели на лицах самые невинные выражения.
Гостей прибыло немерено, но они распределились по украшенной зале так, что многолюдье меня не душило и не смущало. Я следовала советам Нерезы: держалась Кинзии, которой приходилось терпеть меня и представлять гостям, улыбалась женщинам, и скромно опускала глазки, когда подходили мужчины. Впрочем, общаться со мной особого желания не выказывали: женщины моего возраста были все уже замужем и с детьми, и до меня не снисходили, девицы помладше тоже держались от меня подальше (а то как же, я ведь особа скандальная), юноши приглядывались, мужчины откровенно оценивали.
Мне бы воспользоваться этим да флиртовать вовсю с самыми симпатичными эньорами, но я не могла, потому что чувствовала себя не в своей тарелке и боялась сделать ошибку, которая могла бы мне дорого стоить. Как только кто-то любопытный и уже представленный подмечал, что я одна, и собирался подойти, я отходила к столу с закусками и налегала на сладкое. И вот так, жуя какие-нибудь крошечные слоеные пирожки или бутерброды с икрой, мне удавалось избегать лишних разговоров и наблюдать за сливками тоглуанского общества.
Сливки были самые разнообразные. Мужчины постарше, в основном пузатые и явно с завитыми волосами (эньору подражают?), кучковались в одной части залы, а их супруги, разряженные в платья желтых, красных, зеленых и прочих ярких цветов, разбились на группки в другой части и оживленно болтали. Несмотря на яркость и затейливость нарядов, количество аксессуаров, а также на невообразимую сложность причесок, они не могли затмить хозяйку вечера, Кинзию.
Она выделялась средь местных дамочек, как царственная птица-лебедь среди пестрой стайки ярких гомонящих попугайчиков. Она со всеми была вежлива и мила, но то была только вежливость и долг хозяйки. Вообще, наблюдая за Геллами, я заметила, что они, возглавляя общество, при том не кажутся его частью, выглядят несчастными, словно их вынуждают быть здесь со всеми этими людьми.
А вот Мариан так и светился; гости собирались вокруг него, словно их притягивала к нему особая сила – нежные девушки и взрослые женщины смотрели на него влюбленно, откровенно заглядывались, а юноши и мужчины стремились подойти, поговорить. Сизер был центром праздника, рядом с ним смеялись и улыбались.
Когда прибыла Гемма Террел вместе с тетушкой и сводницей Бонфилией Брумой, с большим опозданием, как принято по традиции, Сизер вышел к ней, взял за руку и подвел к камину, и там, у родового огня Геллов, объявил обществу, что отныне она – его невеста. Гемма от счастья вспыхнула огнем, вслед за ней вспыхнул и Мариан. Два пламени, застенчиво-приглушенное девичье и солнечно-яркое мужское, соединились в одно.
Гости зааплодировали, и общее пламя молодых стало выше, ярче.
Сначала я только губы поджимала, глядя на все это, ведь незадолго до помолвки на лестнице Мариан явно со мной заигрывал, но чем больше я смотрела на пламенную помолвку, тем незначительнее становились личности жениха и невесты и их отношения. Я стала видеть Мариана и Гемму как некий абстрактный идеал, как молодых красивых влюбленных, для которых все только началось.
Как же и мне хочется вот так загореться от счастья – не буквально, а фигурально, и как же хочется любить, быть любимой, чувствовать себя защищенной… Я ведь не настолько старая еще, чтобы мечтать о подобном?
— За бокалом лучше следите, эньора, — раздалось рядом со мной веселое.
Обернувшись, я увидела Бонфилию Бруму, и заметила, что бокал в моей руке сильно накренился и шампанское из него течет на пол. Я поставила почти пустой бокал на стол и снова стала смотреть на светящихся жениха и невесту.
— Красивейшая пара, верно? — с гордостью сказала Брума. — Уж я-то знаю в этом толк… Кстати, милочка, вы тоже не грустите, ваше счастье уже близко.
Я недоуменно посмотрела на сводницу. Та кивком указала мне на мужчину, который шел в моем направлении через весь зал.
— Я бы и сама не могла сделать лучший выбор! — заявила сводница. — Наш владетель выбрал для вас прекрасного человека, своего доверенного. Эньор Дарио Верник мастер огня, он отлично владеет великим искусством. Надежен, как скала, умен и силен. С таким мужчиной ничего не страшно!
Я пригляделась к мужчине. Плечищи значительные, фигура крепко сбитая, коренастая. Он подошел ближе, и я увидела, что он немолод, некрасив и угрюм, да еще и одет совсем не по-праздничному. Более того, его брюки были испачканы, а короткие волосы неопределенного цвета взъерошены и кое-где примяты.
—Вы не думайте, что он из обедневших, — быстро сказала Брума, заметив тоже, как неказисто выглядит эньор, — у него все хорошо с золотишком, просто ему оно особо и не надо – семьи-то нет, а страсти к дорогим развлечениям и нарядам Верник не питает. Он живет службой своего эньору и Тоглуане, а такие мужчины, поверьте моему опыту, на вес золота. Это не сопливый мальчишка, а мужчина в самом соку.
— Неужели? — скептически спросила я. — И сколько ему лет?
— Лет сорок… может, чуток побольше.
