Варя звонила и сообщала, что свободна.
Самого Волнистого я не видел и не слышал с тех пор, как начались наши съемки. Поначалу я немного удивлялся этому. Странное дело: ни разу не зайдет на площадку, не поинтересуется у меня о том, как протекает работа. А ведь все-таки его жена играет здесь главную роль. Две главные роли.
Порой я готов был подумать, что он о чем-то догадывается, — но тут же отбрасывал эту мысль. Заподозри он хоть что-то, день и ночь торчал бы на площадке. И не пропадал бы где-то без жены по выходным… Я, впрочем, был почти уверен, что он тоже изменяет Варе, но по-прежнему не хотел расстраивать ее подобными предположениями. Если б Волнистый был уличен Варей в измене — это, конечно, могло бы сыграть мне на руку. Но если я пущу ее по этому следу, а он ни к чему не приведет, то… Да и вообще мне была неприятна мысль, что Варя может ревновать кого-то кроме меня. Хотя меня-то она как раз и не ревновала. Пусть и повода не было — на съемках я, понятное дело, уделял все внимание ей, а к остальным женщинам, включая актрис на второстепенных ролях, был почти безразличен. Вне съемок я теперь и вовсе не общался ни с кем, кроме Вари.
Нет, ну почему все-таки Волнистый столь подчеркнуто самоустранился из истории с фильмом, который сам же помог запустить? Конечно, Варя ему все рассказывает — так что он в курсе того, как движется наша работа. Но я был уверен, что он обязательно станет лезть с советами, возьмет на себя роль этакого наставника-покровителя, попытается указывать, как именно снимать его благоверную… Ничего подобного не происходило. Разумеется, меня это полностью устраивало, но в то же время я не мог отмахнуться от неясных подозрений.
Вероятнее всего, в конце концов, неизменно заключал я, Волнистый просто злится, что я не позволил ему снимать этот фильм. Вот и демонстрирует равнодушие. К тому же своего он почти добился — главную роль играет его жена. Как я понимаю, именно это было его первоочередным желанием.
Плюс он действительно неглупый — этого не отнять. Он прекрасно понимает, что я не потерплю никаких советов с чьей бы то ни было стороны — ни «дружеских», ни «профессиональных». Если бы я услышал от кого-то такие советы, то почти наверняка поступил бы вопреки им. Как и практически любой другой режиссер, хоть в малой степени не лишенный амбиций.
Интересно, чем он сейчас занимается? На «Мосфильме» вообще не появляется — даже заезжая за Варей, ждет ее в машине и не выходит.
Я никогда не задавал Варе никаких прямых вопросов касательно ее мужа, тем более что она и так многое о нем рассказывала. От нее я узнал, что Волнистый пишет сценарий — впервые самостоятельно, без соавторов. И, конечно, с расчетом на Варю в качестве главной героини.
Слыша об этом, я почти не тревожился. Я почему-то заранее убедил себя, что Варя не снимется в этом фильме.
Но когда я воображал самую напрашивающуюся причину Вариного неучастия в следующем фильме Волнистого — что она к тому времени уже постоянно будет со мной, а не с ним, — это уже никак не желало укладываться в моей голове.
Что-то мешало.
И я догадывался, что именно, — неопределенность.
После каждого расставания с Варей я давал себе слово, что в следующий раз заведу с ней серьезный разговор — и все выясню.
Но при всякой следующей встрече интуиция велела не делать этого. Была полная уверенность, что подобным разговором я только все испорчу.
Возможно, я просто боялся услышать правду, о которой догадывался. Догадываться — это одно, но услышать от самого дорогого в мире существа — это совсем другое.
И эта предполагаемая правда заключается в том, что у Вари и в мыслях нет того, чтобы променять Волнистого на меня.
49
Настал день, когда была снята последняя сцена с участием Маши — «хорошей» героини нашего фильма.
А мы с Варей даже никак не отметили это событие… Надо обязательно ей что-то презентовать.
На следующей неделе я объездил в поисках того-не-знаю-чего едва ли не все сувенирные и ювелирные магазины Москвы.
И наконец нашел именно то, что хотел!
Серебряная статуэтка. Белый лебедь. Одетта. Варя оценит.
Я еле удержался от соблазна всучить ей эту статуэтку на «Мосфильме».
Нет-нет, говорил я себе, мы останемся наедине — и вот тогда… А если сейчас, поспешно, с оглядкой, — получится не то. Не будет того эффекта, как говорил О. Бендер.
И вот Варя вновь у меня. Я вручаю ей лебедя. Глаза ее сияют. Лебедь отражается в них. Все, как мне представлялось.
— Спасибо, Аркадий! — Она аккуратно, словно боясь сломать, берет двумя пальцами лебедя с моей ладони. Затем быстро и троекратно целует меня — в щеки и в губы. Я вне себя от счастья. Неужели это мой первый подарок ей? Почему же я раньше совершенно ничего ей не дарил?..
Почему-почему, потому что она замужем. Вот смотри — она сейчас и сама об этом вспомнит.
Так и происходит.
— Послушай. — Варина улыбка слегка ослабевает. — Я безумно рада, это такое чудо, такая красота, но… Но только мне, наверно, придется как-то это спрятать, иначе как я объясню…
— Зачем прятать? — недоуменно пожимаю я плечами.
— Ну как же, ты же понимаешь…
— Нет, не понимаю, — качаю я головой. — Ты у меня снимаешься. Играешь у меня главную роль. Две главные роли. Разумеется, я тобой восхищен — как был бы восхищен и любой режиссер, и любой мужчина. И в знак признательности и благодарности я делаю тебе скромный презент. Со смыслом. Твой муж поймет… Это же он, кстати, первым сравнил Машу и Дашу с Одеттой и Одиллией — еще когда прочитал сценарий.
Варя, видно, приняла мои доводы — она молча кивнула и бережно убрала лебедя в сумочку.
Затем кинулась мне на шею, обвив ее руками:
— Спасибо-преспасибо, мой дорогой режиссер!
— Как мне нравится это слышать, — довольно отозвался я.
— Слышать «спасибо»? — насмешливо уточнила Варя.
— Нет, что я твой дорогой.
— Так ведь это же правда, — сказала Варя и наградила меня сочным поцелуем.
— Одетта моя, Одетта, — шептал я, точно не помня себя. — Лебедь ты мой ясный, я тебя… я тебя… хочу.
В любви — после того первого и единственного «Я тебя люблю» — я ей по-прежнему не признавался. Впрочем, в данной ситуации «хочу» подходило лучше — я ведь ее раздевал.
Она действительно была как лебедь — белая, тонкая, с нежной шеей, с
