Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 29
фабрики «Новая заря». Сейчас уже давно нет этой фабрики и нет коллектива.
— Но люди остались. Может быть, я смогу поговорить с кем-нибудь, кто помнит этот коллектив.
— Вы можете смеяться, но бывшая руководительница этого коллектива Нина Зуева сидит в соседнем кабинете, и я вас с ней познакомлю.
— Был бы очень признателен.
— Оставайтесь на связи, я сейчас с телефоном пойду в её кабинет.
Через минуту она появилась снова:
— Она пошла на обед. Но если у вас есть время, я, не выключая телефон, спущусь в столовую.
У Бориса было время.
— Пока мы идем, вам расскажу смешную историю, может быть она вам пригодится в кино.
— Буду очень благодарен.
— К нам месяц назад пришел новый сотрудник отдела спорта, некий Быстряк. Веселый парень, но глупый, пришел по знакомству, как всегда. У вас тоже приходят по знакомству?
— Бывает, — признался Борис.
— Так вот этот Быстряк решил перекрасить стены своего кабинета и позвал маляров. А те перепутали кабинеты и по ошибке перекрасили кабинет нашего начальника. А наш начальник Богунов Федор Семенович — человек серьёзный, был директором какой-то фабрики.
Тогда, как на грех, он был в командировке. Стены ему расписали в полоску: черная-белая, черная-белая, а потолок покрасили в желтый цвет. И дальше так. Приходит Федор Семенович в свой кабинет, а у него все стены как у зебры, и потолок такой желтый, аж озноб берет.
— И как он реагировал?
— Выражался. Этот Быстряк потом сказал, что он болельщик какого-то итальянского футбольного клуба и это цвета его клуба. Ну вот мы и пришли. Нина на месте, пьет кисель. Нина, с тобой хочет поговорить Кузьма Робинзонов. Точно говорю. Стала бы я искать тебя в столовой, если не Робинзонов. Говори.
И в трубке голос Нины:
— Чем могу вам помочь Кузьма…
— Платонович, — подсказал Борис.
— Да-да Платонович.
— Мне сказали, что лет пятнадцать назад вы руководили народным коллективом, который ездил на гастроли в Прибалтику.
— Совершенно верно.
— Я хотел вас спросить помните ли вы такую актрису Ирину Дубенко?
— Помню. Других не помню. А ее запомнила на всю жизнь. Мерзавка.
— Почему так?
— Теперь её бы не пустили в поездку, нужны визы, мы теперь разные государства. Тогда было другое дело. Она находилась под следствием, и я поручилась, что она вернётся. А она исчезла. У меня потом были большие проблемы.
— Под следствием! По какой причине,
— Она же извращенка, другой, как теперь говорят, ориентации. Так вот она соблазнила двух девочек. Тогда доказано точно не было. Но потом выяснилась, что точно было.
— То есть, она исчезла и больше не появляется. Дело должно быть закрыто по истечению срока давности.
— Закрыто по истечению давности. Но люди-то живы. Если она появится, ей не только набьют морду… Вы знаете, как ее найти?
— Нет-нет. Просто мне сказали, что она дружила с нашей актрисой и я поинтересовался.
— Правильно поинтересовались. И актриса эта ваша — тоже извращенка. Гоните её в шею. В каком сериале вы теперь снимаетесь?
Борис подробно ответил на вопросы и выключил телефон:
— Теперь надо в Москву. Скорее в Москву. Скорее в Москву.
Он несколько раз повторил «Скорее в Москву» с таким пафосом, что вошедшая в комнату Юля Недобитова, удивилась:
— Ты собираешься играть Ирину в «Трех сестрах»?
— Собираюсь.
— Тогда я буду Соленым,
— Почему не Тузенбахом.
— Он хлипкий. Порепетируем?
67. Чебурашки и афины
И снова Москва.
В два часа, Борис был в кафе. Оля встретила его у входа:
— Я вчера догадалась, кто убил соседку. Шофёр мне не понравился с самого начала.
Ада уже пила кофе. Пригласила сесть:
— Я тоже вчера смотрела «Убийство на пляже». Там есть сцена на пляже. Это ведь около моей виллы. Я не ошиблась?
— Не ошиблась.
— Ну и как расследование того ужасного случая Ты еще продолжаешь играть в Эркуля Пуаро?
— Да. И у меня есть интересные результаты. Теперь я точно знаю, кто убил художника.
— Кто? Уже не коварная блондинка?
— Нет.
— А зря. Это было бы очень красиво. И кто?
— Лимона.
— Интересный оборот.
— Скажите, Ада, где сейчас Лимона?
— Она по-прежнему работает у меня.
— Здесь в Москве? В посольстве?
— Да.
— Домой на Украину не собирается.
— Насколько я знаю, нет.
— Правильно делает. Там бы ее посадили.
— За что?
— За совращение девочек.
— Понимаю. Она убила художника за то, что он мог разоблачить ее нетрадиционную ориентацию. Да, в те времена, это считалось преступлением. Это ужасно.
— Действительно ужасно. Только вот, если бы кто-то и хотел убить художника из-за боязни, что тот разгласит его нетрадиционную ориентацию, то, это, скорее всего, были бы вы, Ада. Не так ли?
Ада молчала.
— Так. Именно так. К лицам мужского пола вы всегда относились, как бы точнее сказать… индифферентно. Меня это удивляло. Я себе задавал вопрос: почему. Ответ только один. Вы любите женщин. Я это допускаю. И не осуждаю. Но Дина меня разубедила, она рассказала, вы были счастливы замужем, вы любили мужа, и он вас любил.
— Любил? Он не мог меня любить. Он любил садовника, которого я сразу же выгнала, после того, когда он умер.
— Даже так! Вы оба…
— Ну и что. Подобного рода привязанность не преступление.
— Не преступление. Преступление — убивать людей.
— Я никого не убивала.
— Вы действительно никого не убивали. У вас была любовница, мужеподобная Лимона. Она предана вам, исполняет все ваши просьбы. И умеет пользоваться копьем. Вместо копья шпага. Правда, романтично?
Ада молчала.
— Вы не могли допустить, чтобы оценщик, признал картины вашего мужа подлинниками. Тогда бы их отправили в музей, и вы лишились бы своего Дали. Но убивать самой! Вы всегда на виду. Иное дело Лимона. И вы заставили глупую и покорную девочку убить человека. Нехорошо. Очень нехорошо.
— Нехорошо ворошить старые дела. Нехорошо и бесперспективно. Это было в другой стране, пятнадцать лет назад.
— Вы правы. Ворошить старые дела действительно бесперспективно. Но всё-таки в конце концов добро всегда побеждает зло.
— Это в кино. А в жизни каждый человек сам определяет, что для него зло, что добро.
— Что бы делало добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? — продекламировал Борис.
Ада оживилась:
— Ты играл Воланда!
— Не приглашали. Последний вопрос. Просто ради любопытства. Под какой картиной прятался Дали? Под Афродитой или под Афиной? Скажите. Теперь это не тайна.
— Я скажу только то, что муж писал с меня Афину.
— А я думал, с вас он писал Афродиту.
— Ты ошибался. Ты очень много раз ошибался, Борис.
— Вы правы.
— В
Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 29