оставив меня беспомощно наблюдать, как я кончаю сильнее, чем за последние месяцы, от одной только мысли о моей сперме на лице Ноэль.
Я говорил себе, что она была моим наказанием, моим шансом стать лучше, моим испытанием. Шансом доказать, что я могу противостоять искушению. Но с каждым днем я терплю все больше и больше неудач.
Красивые вещи предназначены для того, чтобы на них смотрели, а не использовали.
С такими мыслями в моей голове выходить на улицу кажется еще хуже. Эти прогулки на свежем воздухе всегда заставляют меня думать об Анастасии, о тех днях, когда я брал ее с собой гулять по Парижу, в специальных туфлях, которые я сшил для нее, чтобы облегчить боль при ходьбе на ее искалеченных ногах, о изумлении на ее лице. Во время этих прогулок я наблюдал, как она медленно оживает. Я понимал ее темноту, ее страхи, ее боль так, как никто другой никогда по-настоящему не смог бы. Наши души поняли друг друга, потянулись друг к другу через наше горе и разбитость и нашли способ начать исцеляться. Я верю, что именно поэтому она любила меня так, как я люблю ее до сих пор. Но этого оказалось недостаточно. И, в конце концов, я все это уничтожил. Я изнасиловал ее, не своим телом, но, тем не менее, я это сделал. То, чего я поклялся никогда не делать.
Сейчас я очень близок к тому, чтобы потерять контроль над собой из-за Ноэль.
Воспоминания об Анастасии захлестывают меня, когда я прохожу мимо кафе, где я познакомил ее с Иветт, где я угощал ее шоколадной выпечкой. Я вспоминаю прикосновение ее мягких губ к моим пальцам, влажность ее языка, прикасающегося к их кончикам, и мой член мгновенно напрягается. То, как она доверяла мне весь тот день, ту ночь, когда Иветт раздвинула свои границы и мои. То, как она хотела меня.
Она говорила, что чувствует себя одинокой. Она трогала себя для меня в ванне, пока я наблюдал. Это было начало…
Мне требуется мгновение, чтобы прийти в себя от воспоминаний, осознать, что я стою посреди улицы неподвижно, а идущие люди расступаются и обступают меня, свежие хлопья снега падают мне на лоб. Мое сердце сжимается в груди, потому что на мгновение это показалось таким реальным.
Мне казалось, что я снова тут, с Анастасией, и она все еще моя. Как и я ее.
Я хочу быть благодарным за Ноэль, заботиться о ней, делать все правильно, но я не могу. Бывают моменты, как сейчас, когда я почти ненавижу ее просто за то, что она не Анастасия, хотя я знаю, что Ноэль пришла ко мне не по своему выбору. Она никогда не хотела быть здесь больше, чем я хотел ее, и все же я ничего не могу поделать со своими чувствами. Больше всего на свете я чувствую, что схожу с ума, больше, чем когда-либо прежде. Я всегда ощущал это в своем сознании, зная, что со мной что-то не так, что-то такое же сломанное, как предметы из моей коллекции. То, что я сделал с Анастасией, было безумием. То, что я делаю с собой, то, что я делал для себя так долго, это безумие.
Я знаю, что это так, но я не могу остановиться. Я ненавижу себя за то, что я сделал с ней, но я не могу этого изменить. Я не могу вернуться назад. Но я могу остановить себя от повторения этого, или чего похуже.
Мысли снова и снова крутятся у меня в голове, пока я хожу из магазина в магазин за едой и вином. Я задерживаюсь, потому что часть меня хочет остаться в мире, среди людей, на холоде и солнечном свете. Я чувствую себя живым, хотя и сопротивлялся этому с тех пор, как вернулся, чувствуя, что я этого не заслуживаю. Что все, чего я заслуживаю, это темноты и смерти.
Я уже испытывал это однажды с тех пор, как вернулся в Париж, когда обнаружил Ноэль на пороге своего дома. Это опасное чувство, желание вернуться к жизни. Забрать то, что у меня было раньше.
Я должен сказать ей, чтобы она уходила, думаю я, возвращаясь домой. Кайто угрожал забрать ее обратно, но сейчас я чувствую, что он, скорее всего, переключился на что-то другое, забыл о ней. Кайто всегда был капризным, легко отвлекающимся, непостоянным и подверженным приступам зацикленности. К настоящему времени он наверняка нашел что-то еще, что привлечет его внимание.
Я знаю, что не способен быть для нее хорошим хозяином. Я хочу, чтобы она была той, кем она никогда не сможет быть, никогда не станет, и я ненавижу себя за то, что хочу этого. За то, что хочу забыть Анастасию, за то, что хочу кого-то другого, и если я не буду осторожен, я вымещу это на Ноэль.
Она хороший питомец, настолько хороший, насколько это возможно, не понимая, что это такое на самом деле, без хорошего хозяина, который мог бы ее обучить. Она заботиться о квартире, следует моим самым элементарным правилам и оставляет меня всегда в покое. Она не пыталась обокрасть меня или сбежать. Она заслуживает лучшего, чем это.
— Кайто был неправ, — бормочу я вслух себе под нос, приближаясь к квартире. Я не заслуживаю Ноэль, и она не собирается исцелять меня. Она не кинцуги, не мое золото. Теперь, когда Анастасии больше нет, ею никто никогда не сможет стать.
Я никого не заслуживаю.
Я поднимаюсь по ступенькам в квартиру, захожу внутрь и бросаю ключи на поцарапанное бронзовое блюдо у двери. Мои шаги приглушены на ковре в прихожей, теперь чисто выбитом, цвета проступают так, как не проступали уже давно. Я не слышу Ноэль, но это ничего не значит, она может быть наверху, убирается в библиотеке или в подвале, стирает белье. Я не собирался делать из нее горничную, но это было единственное, что я мог ей дать, чтобы не сделать намного хуже. Чувство вины охватывает меня, и я чувствую сильнее, чем когда-либо, что сказать ей уйти, это правильный выбор.
Я верну ей паспорт, дам немного денег и отправлю восвояси, твердо говорю я себе, ставя продукты на кухне и направляясь в гостиную. От этой мысли меня пронзает странная боль, как будто это не совсем то, чего я хочу, но даже если так, это не имеет значения. Я не могу больше держать ее здесь, или все пойдет наперекосяк. Я причиню ей боль. Я чувствую, что с каждым днем мой рассудок ускользает все больше и больше, и я боюсь того, что случится, если я оставлю ее здесь. Я заберу ее с собой, если сделаю это.
Она не может спасти меня. Я могу только погубить ее.
