Вообще мы часто воспринимаем классику, будь то пьесы, повести или романы, слишком отвлеченно, слишком абстрактно, шутим, например, о «прикольной» теме сочинения на тему образа паровоза в «Анне Карениной». А ведь драматурги и писатели прошлых лет описывали людей и события, которые повторяются из века в век. И сейчас замужние жены уходят от благополучных мужей в возрасте к молодым любовникам, и самолюбивые гордецы вроде Печорина ломают судьбы современных княжон Мери, и новые три сестры мечтают о счастье и ищут его где-то далеко, восклицая «в Москву, в Москву!».
Вот и фраза про ружье на стене всплыла в моей голове и тут же снова погрузилась в глубины памяти. Я просто о ней забыла, как и о самом пистолете. А зря, как показали дальнейшие события.
23
После окончания шестого курса, в начале осени, я приступила к работе интерном в хирургическом отделении Дубровской городской больницы, в которой многие еще помнили моего деда. Мама была счастлива этим решением, она с гордостью представила единственную дочь своим коллегам, коллектив хирургии принял меня очень хорошо. И начались будни будущего врача, первые шаги на профессиональном поприще.
В девяностые годы, по словам мамы, дела в горбольнице шли «ни шатко ни валко». Пациентам частенько предлагали госпитализироваться с собственными бинтами, ватой, одноразовыми шприцами и даже обезболивающим, но при этом операции не прекращались ни на один день, персонал всеми силами обеспечивал чистоту и порядок в палатах, своевременность проведения всех необходимых для полного выздоровления процедур, должный уход за тяжелыми больными. Поэтому существенного скачка смертности не произошло, главному врачу удалось сохранить почти все ценные кадры, хотя некоторые врачи и медсестры начали подрабатывать в открывшемся в Дубровске многопрофильном медицинском центре «Гиппократ». Среди последних оказалась и мама. Платили в частном «Гиппократе» не то чтобы очень много, но побольше, чем в больнице и двух поликлиниках города, получить там работу считалось удачей.
Все врачи-интерны, а нас в сентябре пришло семеро, подчинялись руководству горбольницы и несли ответственность за свои действия наравне с врачами, каковыми еще не являлись. Использование нас для замещения уходящих в отпуск штатных докторов не допускалось, подготовка шла по индивидуальному плану, который составлялся нашими руководителями-кураторами. Интерн, действующий под контролем руководителя в хирургическом, два раза в месяц обязан был работать как помощник хирурга в составе дежурной бригады по больнице или в собственном отделении.
Мне приходилось трудиться в перевязочной, учиться правильно накладывать повязки, снимать швы и менять тампоны, ассистировать при выполнении сложных операций, при этом овладевать всякий раз все новыми навыками их проведения, а постепенно и выполнять отдельные действия самостоятельно под руководством куратора или старшего хирурга.
Практическая медицина оказалась тяжелым и напряженным испытанием, хирурги в борьбе за здоровье и жизнь людей всегда находились в первых рядах. Нет, я нисколько не недооценивала работу и ответственность терапевтов и других специалистов, но любая хирургическая операция требовала предельной внимательности, уверенности, четких и своевременных действий. Нельзя было ни на секунду расслабляться, терять концентрацию, ошибки требовалось исключить полностью, что совсем непросто. И тут очень многое для начинающих зависело от тех, кто нас учил не с университетской кафедры, а в операционной.
С куратором мне повезло, им стала Светлана Николаевна Хромова, «хирург от Бога», как с большим уважением отзывалась о ней моя мама. Стройная кареглазая шатенка средних лет, всегда сдержанная, спокойная, уверенная в себе, обладающая отличным чувством юмора, она оказалась не просто мастером своего дела, но и превосходным педагогом, способной эффективно передавать опекаемым неофитам свои знания и опыт.
На личную жизнь у меня оставалось не так много времени, но я снова начала встречаться с Крутовым. Его родители периодически уезжали в Пущино, где участвовали в проведении совместных исследований со старыми знакомыми, и тогда я оставалась ночевать у Виктора. Моя мама к нашему фактически гражданскому браку относилась с пониманием, хотя и намекала, что рано или поздно необходимо оформить его в ЗАГСе и сыграть полноценную свадьбу, я отшучивалась, что этот исторический день когда-нибудь обязательно настанет.
Впрочем, о свадьбе говорил мне и Витя. Он неплохо зарабатывал в своем ЧОПе, но и вкалывал там по десять — двенадцать часов с одним плавающим выходным в неделю. Охрана филиалов банков и букмекерских контор, загородных вилл и коттеджных поселков, сопровождение особо важных грузов, обеспечение пропускного режима, установка технических средств безопасности, включая видеокамеры и системы управления контролем доступа, — чем только Крутов не занимался!
И в быту он вел себя очень достойно, а главное — он любил меня такую, какой я была в те дни, не пытался переделать, изменить. У нас случались и размолвки, и споры, и даже ссоры — но все заканчивалось бурным примирением. Основные недоразумения возникали из-за того, что Витю и его, и мой образ жизни, и социальное положение вполне устраивали, а я мечтала о карьере в большом городе, хорошо оплачиваемой работе, собственном доме или современной квартире. Тем не менее мы договорились пожениться ближайшим летом. Я к тому времени должна была стать уже полноценным врачом-хирургом, а Виктор перейти на второй курс заочного факультета университета МВД.
Но весной случилась беда. Крутов и его напарник дежурили на складе компании «Инфо-мир», торгующей смартфонами, ноутбуками и планшетами. Располагался он на южной окраине Дубровска и примыкал к железной дороге, за которой начинался густой хвойный лес, поблизости находились лишь песчаный карьер да заброшенная промзона.
Банда из пяти человек, подъехавшая со стороны карьера на автофургоне, вооруженная автоматами и помповыми ружьями, проникла на охраняемую складскую территорию в половине первого ночи. Они сумели отключить сигнализацию, перелезли через забор, срезав колючую проволоку, и предложили двум подбежавшим чоповцам бросить оружие и лечь на землю лицом вниз, сцепив руки на затылке. Но парни отказались сделать это, после чего двор склада превратился на несколько минут в настоящее поле боя. Итогом его стало бегство нападавших, оставивших два трупа, гибель на месте Витиного товарища и тяжелое ранение самого Крутова в живот…
Виктор умер во время операции, о чем я узнала только утром, придя в отделение. Светлана Николаевна, виновато глядя в пол, сообщила, что бригада хирургов сделала все, что смогла, — но автоматная очередь шансов на выживание не оставила. Я долго рыдала у нее на плече, а Хромова шептала: «Крепись, моя девочка, это страшное горе, но ты еще так молода, ты должна с ним справиться».
Старший сержант запаса Виктор Петрович Крутов, так и не ставший ни ученым-биологом, ни офицером МВД, погиб, как настоящий солдат — с оружием в руках, выполняя свой профессиональный долг. Его похоронили на широкой кладбищенской аллее, и на похороны собрался почти весь наш класс. Я вспомнила в те минуты, когда гроб опускали в яму, строки его любимого поэта: «…ни один пред грозой не трепещет, ни один не свернет паруса…»
