у меня появился. Омрачали все эти радости мысли о том, как на мои подвиги посмотрит командование, когда мы выберемся к основным силам. Но до этого момента было ещё далеко, нам надо было закончить марш и пересечь землю на которой не утихали бои и сражения.
Глава 15
Среднее расстояние, которое проходит колонна на марше это тридцать миль. На примерно таком расстоянии и расположены места для походного лагеря и в ближайшем поселении или городе устроены склады с продовольствием и снаряжением. Так и идет наша жизнь в дороге на марше. Сначала отмахать тридцать миль и затем отдых и ужин и потом снова утренняя побудка построение колонны и снова марш. Для меня теперь это просто утомительная дорога и всё, всеми хозяйственными делами занимается мой человек. Сложилась такая двойственная ситуация- как рядовой пикинер, хоть и десятник я иду в общем строю. Ехать верхом мне совсем не полагается, но и майор и лейтенант оказались преступниками, и командующий нами сейчас сержант решил не обострять ситуацию, и я командую своим десятком верхом. Сам сержант на марше идет пешком у него нет коня и потому на командира больше похож я, чем сержант. Думаю, по прибытии вопрос надо решить и занять место более подобающее для моего статуса или покинуть испанские владения в Нидерландах.
Две атаки на колонну уже было и теперь дело за третьим нападением. Заинтересованные лица в курсе, что у нас в обозе пятьдесят тысяч гульденов предназначенные для частичного погашения задолженности перед гарнизоном крепости куда мы и маршируем.
После второго налета на колонну я приобрел себе нарезной карабин. Стоило это мне очень дорого. Нарезное оружие делать не умеют и имеются только отдельные образцы, изготовленные оружейниками, но эти образцы стоят как ювелирные изделия и сроки изготовления зашкаливают. На свой карабин я нарвался случайно. После того как я завалил лейтенант и мы наконец добрались до места стоянки, у меня состоялся разговор с сержантом он хотел сдать командование нашей колонной мне, но я отказался от такой чести и доверил сержанту и дальше нести административно- хозяйственные функции на марше и самому сдавать имущество, перевозимое обозом. Зачем мне чужие проблемы. Теперь я занимался своими делами, и никто не препятствовал мне посещать оружейные лавки по пути следования. Вот и на первом же переходе я попал в оружейную лавку в не лучшее время для оружейника. На изготовление нарезного карабина и пуль к нему у оружейника ушло и много времени, и много сил и нарезы сделать в ствол тоже стоило немало денег. Вот только заказчик подвел и не стал выкупать заказ. А цеховые платежи никто не отменял и только когда пришли цеховые и городские сборщики налогов — оружейник и понял, что его подставили и теперь у него бесплатно отберут и материалы, и инструменты, в счет погашения задолженностей. Здесь я подошел и влез в чужие дела и выкупил и оружейника и его семью и теперь у меня имелся свой оружейник и имелся нарезной карабин и в процессе изготовления был второй. И самое главное к этому карабину имелись пули особой конструкции. В следующем веке или даже позже такая конструкция называлась пули Минье. На самом деле не так сложно изготовить нарезной ствол. Проблема в скорости заряжания — пуля для нарезного оружия при заряжании силой пробивается сквозь нарезы шомполом. Для обычного гладкоствольного мушкета шомпол деревянный, для нарезного его нужно делать стальным. И если в гладкоствольное оружие пуля просто закатывается в ствол, в нарезном же все эти операции требуют и времени, и немалых усилий. Мой новый оружейник изготовил пулю, которая при выстреле просто сама врезается в нарезы и её размеры /пули/ позволяют заряжать со скоростью сравнимой со скоростью заряжания гладкоствольного мушкета. И теперь после решения вопроса с заряжанием появляется главное преимущество нарезного оружия — это точность выстрела. Дальность прицельного выстрела гладкоствольного мушкета — максимум пятьдесят метров, на практике гораздо меньше. Из нарезного карабина можно прицельно стрелять на двести метров уверенно и при большой практике, и на пятьсот и шестьсот метров можно уверенно поражать ростовые цели. Но изготовление пули для такого оружия весьма и весьма затратно. Но у меня теперь имеется специалист по такому оружию. Имеется и второе дно в моем решении вмешаться в проблемы этого талантливого оружейника. Я не забыл, как масоны ищут тех, кто попал в другое время. Они определяют таких людей по их успехам и по прорывным технологиям. Эти люди показывают уровень выше обычного для этого времени, вот я и прикрылся этим оружейником. Теперь я могу со стороны отслеживать интерес к оружейнику и попытаться вычислить масонов и при благоприятном исходе принять жесткие меры к ним. Как говориться вплоть до высшей меры социальной защиты. Два карабина у седла и два пистолета и четыре гранаты в седельных сумках. Я готов к новому нападению. И этим налетчикам легко не будет.
Да и мой оружейник усовершенствовал корпуса гранат теперь они имеют не гладкий сферический корпус, теперь при взрыве корпус гранаты разорвется по проточкам на корпусе на множество осколков. Если до этого гранаты больше глушила противника, то теперь будет и поражать множеством осколков чугунного корпуса. Из своего десятка я подобрал самых сообразительных и обучаемых и вооружил их тоже гранатами. Теперь при нападении во врага будут метать гранаты ещё пятеро солдат. Эти люди мне пригодятся и во многих других ситуациях.
Пару раз на горизонте появлялись мелкие группы то ли разбойников, то ли дезертиров. Хотя разница между этими категориями лихих людей небольшая, но они не рискнули проверять наше желание сражаться. Так мы и дошли до территории испанских владений в Нидерландах. От души слегка отлегло, здесь уже имелся какой-то порядок. И просто так налетчики не шатались по территории. Но мы зря так сильно уверовали в испанский порядок на этой земле. Французы не зря устраивали мятеж и проблемы с гарнизоном, на первой же ночевке в пределах испанской части Нидерландов на наш лагерь напали голландские партизаны.
Как всё происходило. Походный лагерь как обычно окружили повозки обоза, лошадей поставили в периметр телег, окружавших лагерь и выделили двадцать человек в караул, и затем свободные от службы солдаты занялись приготовлением ужина и мест для сна. Маркитанток как таковых с нами не было, свою часть маршрута на которой им позволялось торговать с солдатами конвоя они уже прошли, новые маркитанты ещё не прибыли. И крепость со своими торговцами ещё была далеко. Потому с развлечениями было плохо, просто поесть и спать, больше никаких развлечений. У меня же болела душа, и я ждал от судьбы очередной поганки. И было непонятно от кого ждать беды. Меня смущала та легкость, с которой цеховые и городские власти отпустили из своих цепких лап моего нового оружейника. Устроить такую подставу с ложным заказом и очевидно желая захапать все наработки мастера они при первом же моем давлении отступили и дали возможность ему покинуть и город, и цех. Так оно сейчас не бывает. Я скорее поверю в то, что нас просто отпустили, чтобы не нападать в городе. При большом скоплении свидетелей. Сейчас же мы покинули и городские земли и владения графа. Теперь на чужой территории есть возможность по-тихому ночью вырезать и нас и охрану обоза. И наконец я понял, что меня так обеспокоило. Нам принесли из деревни подарки и жители деревни варят для нас пищу. С какого перепугу они к нам так благосклонны. Так сейчас негде не встречают солдат. И снова воспоминание о индийских душителях. А ведь похоже, очень похоже. Бдительность нам усыпят и передушат как котят. Выдергиваю от костра, где в котле кипит аппетитная похлебка своих пятерых гренадеров и ставлю задачу на ночь — быть готовым к нападению. Спорить со мной не стали и приказ выполнили точно. Это и спасло нас всех.
Как я и думал — накормили солдат похлебкой аппетитной, но с сонным порошком и уже к полуночи дрыхли все солдаты, включая караульных. Но эти германские последователи богини Кали не учли меня с моей подозрительностью и нарвались по полной. Душители пришли к полночи и были спокойны, ещё не разу их не подвел сонный порошок и любовь жертв к халяве. Сейчас же в них полетели гранаты и пули. Большую часть мы помножили на ноль, оставшийся десяток поднял руки и попросил пощады. В их раскаяние я не поверил и оказался прав, только к ним подошли гренадеры, душители кинулись и довольно ловко стали душить своих конвоиров. Я стоял поодаль и потому
