вечером, даже успею собрать вещи и продукты в деревню. Честно говоря, уже устала плакать.
Иду в спальню, сразу задёргиваю шторы, включаю маленький ночник. Нет, мне не понравилось так просыпаться – в темноте, под чьим-то взглядом. Я так для себя и не решила, почудилось мне или и вправду было. Просто постаралась выкинуть из головы.
Улеглась в постель, под одеяло. Поставила будильник на телефоне – думаю, полтора часа мне хватит. Поёрзала, устроилась поудобнее, прикрыла кончик носа одеялом и закрыла глаза. Всё равно я ни о чём, кроме него, думать не могу. Как это могло случиться со мной? Невероятно. Я же не хотела, прекрасно помню, я же видела, что девчонки его интересуют максимум на один раз. И знала, как потом девочки долго переживали. Я теперь их понимаю – после него другие парни кажутся такими… не знаю, пресными, что ли. Слишком простыми. Не то, не то…
А мне-то что теперь делать? Как прожить свою длинную жизнь в полном одиночестве? Если Ба права, а пока повода сомневаться в её словах у меня не было, другого мужчины у меня не будет. Тёмные твари создают пару один раз и на всю жизнь, а я потратила свой единственный шанс на Макса. Что же я натворила…
Не заметила, как меня сморил сон, тяжёлый и глубокий. Наверное, таблетка подействовала, и я отключилась.
***
Проснулась от резкого сигнала будильника. Нашарила телефон рукой, выключила противный звук. Есть ли на свете человек, который любит свой будильник? Поэтому я не ставлю на будильник треки, которые нравятся, знаю – через несколько пробуждений я их возненавижу.
Я остаюсь в постели, тяжело моргаю – по ощущениям, в глаза насыпали песку. Это от слёз. Нечего было рыдать, как ненормальная, все равно слезами этому горю уже не поможешь.
Минут через двадцать вылезаю всё же из постели, бреду на кухню, ставлю чайник. Ползу в ванную, снова умываюсь. Сон от лекарств никак не отступает, не стоило лишний раз есть непонятные таблетки.
Роюсь в холодильнике, есть не хочется, но надо. Пусть будут яйца, да, сырые. Вбиваю два яйца в чашку, взбалтываю, солю и выпиваю. Завариваю себе чаю покрепче.
Спохватываюсь, что в остальных комнатах не включила свет и не закрыла окна, бегом по комнатам пробегаю. Потом лезу в кладовку, достаю большую сумку на колёсиках, начинаю укладывать наши с Максом покупки. Макс! Непроизвольно вздыхаю так, что колет в сердце. Да мы и были-то вместе меньше недели, а уже столькое о нём напоминает.
Заживёт. Отболит и отвалится, как корка на сбитой коленке. Я, конечно, сама себе вру, но я буду очень стараться. И не буду плакать, не стану унижаться. Хорошо, что у меня в группе нет подруг, никто и не узнает, как мне было плохо.
Вспоминаю про чай, отпиваю немножко. Хочется сладкого, но, как обычно, конфет у меня нет, так что вытаскиваю гематогенку из пальто в прихожей. Есть ещё конфеты Макса в открытой коробке, но это имя теперь под запретом, как и его конфеты.
Я уже вернулась на кухню, когда раздался звонок в дверь. Сколько живу здесь, в дверь ко мне звонят впервые. Я подскочила, чуть не облилась чаем. Кто, скажите, может звонить в дверь в такое время?
Я смотрю на себя – на мне длинная большая футболка и коротенькие домашние штанишки. Сердце колотится от страха, я крадусь в прихожую тихо, как мышка.
Позвонили снова, а потом ещё и заколотили. Представляю, как сейчас к дверям прилипли все соседи. За дверью слышу мужские голоса, страшно неимоверно. Это то, чего я всегда боялась? Сомневаюсь, что мои страхи пришли бы и так громко о себе заявили, позвонив в дверной звонок. Глазка в двери нет, я не знаю, что мне делать…
Открою и посмотрю быстренько, если что, наверное, успею захлопнуть обратно. Ну, ошиблись, может, люди этажом или квартирой. Только я совсем одна, в случае чего, никто мне не поможет.
Открываю. Ладно. Щёлкаю замком, тяну на себя дверь. В щёлочку через цепочку смотрю, но ничего не видно. Снимаю цепочку, распахиваю шире. И встаю в дверном проёме в немом изумлении.
На площадке двое – да это дружки Макса. Ну и видок, скажу я вам – у Мотылёва наливается красно-чёрным синяк под левым глазом, на Валерке рваная куртка. Полуоторванный рукав у плеча торчит нелепым клином, запах алкоголя чувствую от самой двери. Так, а где остальные бойцы, интересно?
Вопросительно смотрю, мол, чего хотели?
– Э-э… привет, – говорит Валера. – Жан, ты извини, что так поздно. Мы тут… э, привели…
Перевожу взгляд на Мотылёва – да, синяк качественный. Просто очень.
– Я был против, – объясняет он и осторожно трогает припухшую ссадину под глазом. – Но он не хочет никого слушать.
Я уже вообще ничего не понимаю, лестничный пролёт за ними мне не видно. А на лестнице раздаются тяжёлые шаги, и парни, как по команде, расступаются в стороны. Очень быстро. И я вижу Макса. С опущенной головой, тёмного, страшного и чужого.
Он минует последнюю пару ступенек, тяжело, гулко шагает прямо на меня. И я тоже быстренько убираюсь с его дороги, и Макс проходит мимо вглубь квартиры. Слышу, как в комнате что-то звякнуло, потом загремело. Я смотрю на парней, тревожно и снова вопросительно, но они отводят глаза почти виновато.
– Мне жаль, – говорит Вова. – Осторожней с ним, он сейчас… сама увидишь.
– Да, извини, что так вышло, – с сожалением добавляет Валет.
И они уходят. Будто жалеют меня. А мне страшно так, что я почти готова просить их остаться. Что они не договаривают? Что не так с Максом?
Закрываю дверь на все замки, иду его искать. На полу в большой комнате обнаруживаю его брошенную куртку. Поднимаю, отношу в прихожую. Сам Макс сидит на кровати в спальне, сгорбившись и обхватив голову руками.
– Тебе плохо? – спрашиваю, приближаюсь осторожно. – Что принести? Чаю, водички? Кажется, надо пойти поискать абсорбент в аптечке.
Подхожу к нему, и Макс голову поднимает. Подтягивает меня к себе, вжимается в живот лицом, грубо ласкает руками ягодицы. Я нерешительно пальцы в волосы его на затылке запускаю. Короткие…
– Не надо ничего, – хрипло говорит он. – Мне сейчас другой абсорбент нужен.
Макс поднимает на меня лицо. И я готова отпрянуть от этого чёрного, голодного, безумного взгляда. Такого я его не знаю. Это очень жуткий Макс, опасный и незнакомый.
Макс отстраняется, ведёт руками вверх по моему телу, берет в ладони груди, сжимает. Зацепляет двумя пальцами ворот и молниеносным
