сообразно с этим отрицает его. И вместе с ним еще многое другое. К сожалению, неизвестно, что именно и сколько другого! Ведь вера в Невидимое, Безымянное и Божественное, которое присутствует во всем, что мы видим, делаем, при всех наших страданиях, составляет квинтэссенцию всякой веры, как бы она ни называлась. Если еще и это отрицать? Или, что еще хуже, признавать это только губами или в переплетенных молитвенниках. Если это отрицать, что же вообще останется? Во что можно будет верить?
Один из факторов, приведенных доктором Алисоном в сочинении о призрении бедных в Шотландии, произвел на нас глубокое впечатление. Бедная ирландская вдова, муж которой умер на одной из маленьких улиц Эдинбурга, лишенная всяких средств к существованию, покинула свою квартиру с тремя детьми для того, чтобы просить помощи в благотворительных учреждениях этого города. Ее стали направлять из одного учреждения в другое. Ни в одном из них ей не пришли на помощь, пока, наконец, силы ее окончательно не исчезли. Она заболела тифом, умерла и заразила всю улицу, на которой жила, своей болезнью, так что еще семнадцать человек от этого умерло. Человеколюбивый врач спрашивает по этому поводу, как будто сердце его слишком переполнено для того, чтобы как следует высказаться: «Не следовало ли бы помочь этой бедной вдове, хотя бы в виду экономии?» Она заболела тифом и убила семнадцать человек из вас! Очень странно! Покинутая ирландская вдова обращается к своим собратьям, как бы говоря: «Смотрите, я валюсь с ног из-за отсутствия помощи. Вы должны помочь мне! Я ваша сестра. Кость от вашей кости, один Бог создал нас. Вы должны прийти ко мне на помощь!» Они отвечали: «Нет, это невозможно. Ты нам не сестра». Не она доказывает свои родство: ее тиф убивает тех. Они действительно были ей братья, хотя и отрицали это! Нужно ли было когда-либо человеческому существу еще глубже искать доказательства?
В этом случае, как и в других, оказалось вполне естественным, что управление бедных богатыми предоставлено уже давно теории спроса и предложения, «laisser faire» и т. д. и везде считается «невозможной». «Ты не сестра нам – где была бы тень доказательства этому? Вот наши свитки, наши замки, которые неоспоримо доказывают, что наши денежные ящики наши и что они тебя совершенно не касаются. Иди своей дорогой! Это невозможно!» «Но что же нам, собственно, делать?» – слышу я возглас многих рассерженных читателей. Ничего, друзья мои. До тех пор, пока вы себе снова не завоюете душу. До тех пор все будет «невозможным». До тех пор я даже не могу предложить вам купить на две копейки пороха и свинца, как бы сделали древние спартанцы, чтобы убить эту бедную ирландскую вдову без рассуждения.
Больше ничего не остается ей, как умереть, заразить вас своим тифом и доказать этим свое родство с вами. Семнадцать из вас, лежащих мертвыми, уже не будут отрицать, что она была плотью от вашей плоти. Может быть, кое-кто из живых также примет это к сердцу.
XXVIII. «Невозможно». Об известном пернатом двуногом животном говорят, что если вокруг него обвести ясное кольцо мелом, то оно сидит заключенным, как бы окруженным железным циркулем судьбы и умирает, хотя уже и имеет в виду наживу. Ведь дает себя откормить до смерти. Имя этого бедного двуногого существа – гусь. И когда он хорошо откормлен, то из него делают паштет, который многими очень ценится.
XXIX. Какие мы дураки! К чему мы израниваем себе колени и ударяем себя озабоченно в грудь и молимся день и ночь Маммоне, который, даже если уж и согласился бы услышать нас, не может нам, однако, ничего дать. Если даже допустить, что глухой Бог услыхал бы нашу мольбу, что он превратил бы нашу медь в массивное золото и всех нас – голодных обезьян богатства и важности – превратил бы завтра в настоящих Ротшильдов и Говардов, чтобы мы от этого еще имели? Разве мы и так не граждане этой чудной Вселенной с ее млечными путями и вечностями и с ее невыразимым блеском, что мы так мучаемся, и трудимся, и рвем друг друга на куски, чтобы более или менее выиграть еще немного земли (а чаще это еще лишь призрак), в то время как самого большого из этих владений не видать уже и с Луны. Как мы глупы, что копаемся и возимся как дождевые червяки в этих наших владениях, даже если у нас таковые имеются, и издали наблюдаем небесные светила и радуемся им, знаем о них только по непроверенным и недостоверным легендам! Должны ли известные фунты стерлингов, которые у нас, может быть, хранятся в Английском банке или фантомы известных фунтов, владение коими мы себе воображаем – скрыть от нас сокровища, для которых все мы в этом «Божьем городе» родились?
XXX. Как многое у нас могло бы сравниться с окрашенным гробом: снаружи одно великолепие и крепость, а внутри полно ужаса отчаяния и мертвых костей! Железные военные дороги соединяют между собою своими огненными колесницами все концы суши. Набережные и молы со своими несметными флотами, подчиняют океан и делают его нашим покорным носильщиком. Работа двигает миллионом рук из мускулов и железа, начиная с горных вершин и кончая глубиною шахт и гротами морскими. Неутомимо покоряя все для службы людям. И тем не менее это человеку ничем не помогает. Он завоевал эту планету, свое местопребывание и свое наследство и не имеет от этой победы никакой пользы. Печальная картина! На высочайшей ступени цивилизации девять десятых человечества должны вести самую низкую борьбу дикого или даже животного человека – борьбу с голодом! Страны богаты. Рост и процветание их достигают еще никогда не бывалой вышины, но люди этих стран бедны. Беднее всего всеми внешними и внутренними средствами к существованию – верой, званием, деньгами, хлебом.
XXXI. Эта успешная промышленность с ее чересчур сочным богатством до сих пор еще никого не обогатила. Это заколдованное богатство, которое до сих пор еще никому не принадлежит. Мы спросили бы: «Кого из нас оно обогатило?» Мы можем потратить тысячи там, где в былое время тратили сотни, но мы на это не можем купить ничего хорошего. В богатом и бедном мы видим вместо благородного трудолюбия и избытка лишь ленивую, пустую роскошь попеременно с низкой нуждой и неспособностью. У нас великолепные рамы для жизни. Но мы забыли жить в них. Это заколдованное богатство, и никто из нас не может до сих пор дотронуться до него. Если есть класс людей,
