нас на языке, они, тем не менее, представляют для большинства из нас нечто сказочное или полу-сказочное, точно преходящий образ или звук, имеющий мало значения.
И тем не менее, следует раз навсегда узнать, что это не образ, не мысль, не полусказка, а вечная, наивысшая действительность. «Никакое море из сицилианской или иной серы уже нигде не горит в наше время», – говоришь ты. Хорошо. А если и не горело? Верь или не верь этому, как хочешь, и придерживайся этого крепко, как настоящей выгоды, как способа подняться в высшие стадии, в дальнейшие горизонты и страны. Исчезло ли все это или нет – думай как хочешь. Но ты не должен верить, что исчезло или может исчезнуть из человеческой жизни, имеющая практическое значение «бесконечность», выражаясь строго арифметически! О брат! Разве не было момента, когда «бесконечность» страха, надежды, сострадания не обнаруживалась перед тобой несомненным и без названия? Не явилось ли оно тебе некогда как сияние сверхъестественного, вечного Океана, как голос старой вечности, звучащей где-то вдали, в самой глубине твоего сердца? Никогда? К сожалению, нет. Это, значит, был не твой либерализм, а твой анимализм! «Бесконечное» вернее, чем какая-либо другая действительность. Одни люди могут это отличить. Только бобры, пауки и хищные животные из породы коршунов и лисиц не отличают этого!
Слово «ад» еще очень употребительно в английском народе. Но мне трудно определить, что оно должно означать. Обыкновенно «ад» означает бесконечный страх. Вещь, которой страшно боится и перед которою дрожит человек, которой он старается избежать всеми силами своей души. Поэтому есть ад, если как следует об этом подумать, который сопровождает человека по всем ступеням его истории и религиозного или иного развития. Но ады людей и народов очень различаются друг от Друга.
У христиан существует бесконечный страх перед тем, что справедливый Судья может найти его виновным. У древних римлян был, как я себе это представляю, страх не перед Плутоном (который их, вероятно, очень мало смущал), а страх перед недостойными, недобродетельными, или по основному значению их выражения – трусливыми поступками. Если посмотреть на суть вещей, чего же современная душа бесконечно боится на деле и воистину? На что смотрит она с понятным отчаянием? Что составляет ее «ад»? Не торопясь и с удивлением выговариваю я это: «Ее ад – это страх перед недостатком успеха. Боязнь, что ей не удастся приобрести денег, славы или иных земных благ. Особенно же денег». Разве это не своеобразный ад? Да, он очень своеобразен. Если у нас нет «успеха», на что мы нужны? Тогда было бы лучше, если бы мы вовсе и не появлялись на свет Божий.
В действительности же этот ад принадлежит, конечно, Евангелию Маммонизма, который имеет и соответствующий рай. Ведь, в сущности, действительность представляется в самых различных видах. На одну вещь мы действительно серьезно смотрим, а именно: на наживу денег. Трудящийся Маммонизм делится с ленивым дилетантизмом, который, со свойственным ему аристократизмом, пользуется своими правами свободной охоты на свете. Слава Богу, что есть хоть Маммонизм или что-либо иное, на что мы серьезно смотрим. Лень – самое скверное – только одна лень живет без надежды. Работай серьезно над чем бы то ни было, и ты постепенно привыкнешь ко всякому труду. В работе лежит бесконечная надежда, даже если эта работа делается для наживы денег.
Действительно, надо сознаться, что мы в настоящее время пришли к необыкновенному заключению с нашим Маммоновским Евангелием. Мы называем это обществом, и, вместе с тем, открыто признаемся в совершеннейшем разобщении и изолировании. Наша жизнь – не взаимная помощь, а скорее (под прикрытием военных законов, которые называются «свободной конкуренцией» и т. д.), взаимная вражда. Мы совершенно забыли, «что наличный расчет» не составляет единственного соотношения с человеческим существом. Мы твердо уверены в том, что все обязательства человека этим исчерпываются. «Мои голодающие рабочие? – отвечает богатый фабрикант. – Разве я их не честно нанимал на рынке? Разве я не уплатил им всей условленной суммы до последней копейки? Что же мне еще с ними делать?»
Правда, поклонение Маммоне – очень скучная религия. Когда Каин, для собственной своей пользы, убил Авеля, и его спросили: «Где твой брат?», он также ответил: «А разве я сторож брата моего? Разве я брату своему не уплатил жалованья – того, что он у меня заработал?».
О, любящий роскошь богатый купец, сиятельный, занимающийся охотой герцог, разве нет другого средства для уничтожения твоего брата, кроме грубого способа Каина? «Хороший человек уже обещает кое-что своею наружностью, своим присутствием, в качестве жизненного спутника в пилигримстве этой жизни». Беда ему, если он забудет все такие обещания, если он никогда не знает, что они были даны! Для омертвевшей души, которая преисполнена лишь немым идолопоклонством чувств, для которой ад и недостаток в деньгах имеет одинаковое значение – все обещания и нравственные обязанности, неисполнение коих не подлежит судебному преследованию, как бы не существуют. Можно ему приказать уплатить деньги но больше ничего. Во всей истории прошлого я не слышал о таком обществе, где бы то ни было на Божьем свете, которое основывалось бы на такой философии, и, надеюсь, в истории всей будущности не найти ничего подобного. Не так создана Вселенная. Она создана иначе. Человек или нация людей, думающих, что она так создана, простосердечно продвигаются дальше, шаг за шагом. Но мы знаем, конечно, куда. В последние два века атеистического правления (теперь почти двести лет прошло с благословенного водворения священной особы его величества и защитника веры, Карла II) мы, по моему мнению, в достаточной мере исчерпали ту прочную почву, по которой могли еще ходить. А теперь мы стоим в страхе и опьянении на краю пропасти! Дело в том, что из того, что мы называем атеизмом, вытекает еще такая масса других «измов», и ошибок, каждую из которых преследует свое собственное несчастие! Душа – не ветер, заключенный в капсулу. Всемогущий Создатель – не часовщик, который когда-то, в доисторические времена, сделал часы из Вселенной и сидит с тех пор перед ними и следит, что с ними творится! Вовсе нет! Отсюда происходит Атеизм, отсюда являются, как мы говорим, многие другие «измы». И суммою всего является рабство – противоположность геройству – печальный корень всех страданий, какими бы именами они не назывались.
И действительно, точно так же, как ни один человек никогда не видел вышеупомянутого ветра, заключенного в капсулу, он находит это, строго говоря, более ложным, нежели понятным. Он находит, что всемогущий часовщик представляет собой весьма ложный предмет, и
