глазами все плывет.
— Ты совсем псих? — верещит Жанна, хватая меня за руку.
Игнорирую ее дебильный вопрос.
Конечно.
Конечно, я псих.
Можно подумать, она не знает.
Жанка вертит мою ладонь, пытаясь разглядеть что-то. Наверно, осколки. Вряд ли линию ума.
Моя девочка хотела подарить мне модель любимого парусника…
— Откуда она узнала? — я хриплю.
— Маська ваша ей рассказывала. Она и помогла найти интернет-магазин… Ты, идиот, иди промой руку! Официантка сейчас в обморок упадет, — наседает Жанна и вдруг замолкает. Подслеповато щурясь, она вглядывается куда-то за моей спиной.
— Что? — спрашиваю на автомате, хотя мне плевать на самом деле. Просто привычка контролировать пространство за спиной.
— Показалось, что я увидела Ингу…
Резко обернувшись, разглядываю вход в студенческий кафетерий и холл за стеклянными стенами.
Инги нет.
— Показалось, наверно, — убеждает себя Жанна, но с каким-то сомнением. — Ей тут нечего делать вообще-то.
— Ты говорила про Маську, — возвращаю я ее к нашей теме.
Да, логично. Маська в курсе. Кто как ни она.
После развода отец женился на ее матери, и мы были как два брошенных щенка в пустом доме, пока родители раскатывали по загранкам и устраивали приемы.
Нам было по восемь. Сначала бились насмерть. Носы расквашивали друг другу, устраивали подлянки. А потом как-то случилась гроза, и оказалось, что безбашенная новая сестра до ужаса ее боится. Настолько, что пришла ко мне ночью зареванная в комнату.
Маська знает про парусники.
Маська знала, что Инга хотела мне его подарить.
Маська ни шиша не рубит в сайтах, конфигурациях и зеркалах. Сама она ни за что бы не справилась.
Могла ли она так поступить с Ингой?
Могла.
Маська — маугли. Выросла с волками. Точнее со зверями. По-другому нашу семью не назовешь.
Могла ли она так поступить со мной?
Раньше я бы твердо сказал: «Нет».
До прошлого лета.
«Дим, не отталкивай меня. Ты нужен мне, Дим», — звучит у меня в голове ее пьяненький голос, вспарывая швы на ненужных, запретных воспоминаниях.
Мобильник лежащий на столе вибрирует в беззвучке. Высвечивается Рэм.
Нет, сначала договорю с Жанной, но та, кажется, больше не настроена на мое избиение.
— Лучшее, что ты можешь сделать, больше не появляться. Никак. Я больше не хочу с тобой разговаривать. Ты мне противен.
Она оставляет меня одного.
Вспугиваю все-таки решившуюся подойти ко мне с перекисью водорода официантку безумным взглядом.
Контроль шатает.
Набираю Рэма. Выслушиваю его и понимаю, что дождаться вечера не смогу.
Я должен узнать все прямо сейчас.
Глава 26
Инга
Господи.
Заметив Демона рядом с Жанной, я на инстинктах вылетаю за дверь кафетерия.
Этого не может быть!
Только не Жанна.
Перед глазами всплывает картина, как она держит Горелова за руку.
Вроде бы, что такого? Не целуются же.
Но я-то точно знаю, что Демон не любит, когда к нему прикасаются посторонние.
Значит, Жанна для него не посторонняя. Они сидят в кафетерии и держатся за руки.
Похоже, они меня не заметили.
Не знаю, почему это должно меня волновать.
Какая разница, увидят или нет?
Я только что лишилась последней подруги. Какое мне дело, до чувств других?
Наверное, я просто знаю, что не вынесу его победный взгляд.
Горелов ни перед чем не останавливается. Превращает мою жизнь в ад, как и обещал.
Перед глазами все плывет, лицо горит, сердце колотится.
Осматриваюсь, куда меня занесли ноги — женский туалет на первом этаже. Прислоняюсь пылающим лбом к зеркалу и бессмысленно разглядываю здоровенную трещину через всю его поверхность.
Я — как это зеркало. Есть трещины, которые, как ни склеивай, все равно уродуют внешний вид. Можно сколько угодно говорить, что дефектная вещь — вещь с историей, только сути это не меняет. Как правило, она уже не пригодна к использованию.
Мысли ворочаются с трудом.
Благословенное отупение не позволяет мне прочувствовать, как проворачивается нож в моем сердце. Эмоции гасятся тотальным опустошением.
Жанна. Я даже не могу обвинить ее в предательстве.
Она хорошая, но я знаю, каким Горелов может быть. Как он умеет кружить голову. Рядом с ним земля превращается в облака. Или в лаву. Демон — наркотик. Чувственный, порочный, эмоциональный, бьющий по всем инстинктам и затаенным желаниям. Безбашенный, делающий только то, что считает нужным, неконтролируемая стихия.
Разрушающая все, если ты не в центре этого смерча.
А пока ты внутри, ты не можешь даже дышать без него.
Раньше я думала, что только он живой. А теперь я понимаю, что он мертвый. Внутри. И все его поступки — попытки симулировать жизнь.
На автомате включаю воду и плещу в лицо, поражаясь собственному хладнокровию. Да, внешне меня еще потряхивает, но внутри — выжженная пустыня.
Или это просто неверие? Невозможность осознать?
Как в галлюциногенном сне, накладываются воспоминания вчерашних поцелуев с Демоном на картины из кафетерия. Словно кадры диафильма сменяются зарисовки меня, держащейся за щеку, когда Жанна, увидев таблетки, влепила мне пощечину, образы нашего с Гореловым первого раза и, как сквозь зум объектива, пальцы подруги, цепляющиеся за ладонь Демона.
Наверное, так все и должно быть.
Наверное, хорошо, что я узнала: не куплюсь больше на взгляды, руки, голос…
Наверное.
Хочется просто исчезнуть, чтобы никто не нашел, не трогал…
Звонок мобильного напоминает, что в этом мире не так легко остаться позабытой.
Жанка.
Очень не хочется брать трубку. Все существо восстает против. Но какой-то внутренний мазохист заставляет ответить.
— Инга, а ты где? — взволнованный голос подруги, пытающийся перекричать гомон толпы студентов, ввинчивается в мозг.
— Еду в бюро, — вяло ворочая
