Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
встречи поставила себе целью сделать из этого «задохлика» человека, что выражалось в почти насильственном кормлении. Каждый день, приходя на работу, Лёнька первым делом должен был съесть оставленный Тамарой Матвеевной «паёк», в который непременно входили бутерброды с колбасой и сыром, сладкая булочка и пакет кефира, пара творожных сырков и даже пирожные. Продовольственные возможности Тамары Матвеевны были неисчерпаемы, а её почти материнское желание пригреть Лёньку выливалось порой в самые неожиданные формы — однажды он обнаружил в «пайке» бутерброды с красной икрой, в другой раз покровительница приволокла ему целый ананас, после которого он покрылся мелкой сыпью и три дня чесался — непривычный продукт вызвал аллергию.
Работа оказалась не из лёгких: когда приезжала машина, нужно было таскать неподъёмные коробки с товаром, а потом раскладывать их содержимое по полкам склада и холодильной комнаты. Не привыкшему к физическому труду Лёньке поначалу приходилось туго, но ежедневные тренировки вкупе с усиленным питанием делали своё дело, и через месяц он уже спокойно поднимал ящик с бутылками минеральной воды или консервными банками и, не особенно напрягаясь, доносил его до склада.
Он работал в дневную смену, так было удобнее. Утром уходил как бы в консерваторию, до трёх часов таскал товар, а после трёх шёл на Большую Якиманку, где в старом доме дореволюционной постройки, превращённом в тесную коммуналочку, жил Пётр Михайлович, его нынешний педагог. Желчный старик, на Лёнькин взгляд, в подмётки не годящийся Илье Степановичу. Однако Пётр Михайлович был единственным преподавателем консерватории, согласившимся давать уроки в частном порядке за ту сумму, которой Лёня располагал. Зарплата у него была небольшая, и, хотя он ни копейки не тратил на питание, оставлял только на проезд, а всё остальное отдавал за уроки, Пётр Михайлович считал эти деньги сущими грошами и часто подчёркивал, что занимается с Лёней исключительно по доброте душевной. Таланта он в Лёне не видел, никогда не хвалил за успехи, зато нещадно ругал за малейшие оплошности.
— Руки каменные, — орал он на Лёню, лупя по этим самым рукам железной линейкой. — Ты что, слесарь на заводе? Это руки музыканта?
У него и правда был повышен мышечный тонус после шести часов таскания ящиков. К тому же Лёня совершенно не мог заниматься дома, звуки пианино мешали всем — у Ангелины от них болела голова, а Лика не слышала телевизор. Отец претензий не высказывал, но, судя по лицу, тоже не испытывал восторга от музыкальных упражнений сына. Да и Лёне не нравилось играть в такой обстановке, по вечерам он мечтал только о том, чтобы все скорее разошлись по комнатам, и он завалился спать.
Приближалась зима, и Лёня, не привыкший к минусовым температурам, выросший в городе, где ноль градусов был поводом не отпускать ребёнка в школу, всё больше впадал в уныние. Холод, слякоть и постоянно хмурое, низкое небо нагоняли тоску. Отец отдал ему своё старое пальто, в котором Лёня тонул, а вот ботинки пришлось покупать самому, и из-за непредвиденных расходов он месяц работал ещё и в ночную смену. Отец искренне полагал, что в консерватории отличник-сын получает стипендию и в состоянии купить себе обувь.
— Давай сам, сынок, — сказал он, когда с неба посыпался первый снег и вопрос о зимних ботинках встал ребром. — Ты же понимаешь, на мне Лика, Ангелина, да и тебя надо кормить.
К слову, дома Лёня теперь почти не ел, после «пайка» Тамары Матвеевны просто не испытывал потребности в вечно недожаренных полуфабрикатах из кулинарии в исполнении Ангелы.
Он угрюмо отработал месяц в две смены и всерьёз подумывал, не отработать ли так же и второй, чтобы накопить ещё и на нормальное пальто, по размеру. И брюки ему бы не помешали, а лучше костюм к весне. Не идти же снова на экзамен в «шароварах», которые к тому же изрядно поистрепались.
Но на две смены у него сил всё же не хватало, Лёня и так держался на чистом упрямстве. Хуже всего было то, что музыка перестала приносить удовольствие. Играть для себя он не мог, а под постоянные окрики Петра Михайловича и его беспощадную критику («Твоё заикание распространяется и на руки? Ещё раз весь этюд сначала!») заниматься хотелось всё меньше и меньше. Он уже сильно сомневался в своих музыкальных талантах и мечтал только об одном: поступить и доказать. А зачем, что он будет делать потом — не важно.
— Что с тобой происходит, Лёдя? — спросила его Тамара Матвеевна незадолго до Нового года.
Она всегда называла его «Лёдей», на одесский манер, и он не возражал. Лёдя так Лёдя, лучше, чем заика или деревня.
— Ходишь как в воду опущенный. Девчонка бросила?
Лёня поставил тяжёлый ящик консервированных шпрот — дефицит к празднику, только завезли — и неопределённо пожал плечами.
— Да не-ет, всё в по-орядке.
— Вижу я твой порядок! Работа да учёба. В твоём возрасте, Лёдька, развлекаться надо, гулять! Поверь мне на слово. Вот, смотри, что у меня есть.
Она достала из кармана своего неизменного фартука с белыми оборками два картонных квадратика.
— Билеты в Московскую оперетту. Знаешь, кто подарил?
Лёня помотал головой. Откуда ему знать?
— Сам ихний режиссёр, — торжественным шёпотом произнесла она. — Какой-то специальный новогодний гала-концерт. Первый ряд! Лучшие места!
К Тамаре Матвеевне постоянно приходили посетители через «заднее крыльцо», сплошь известные люди: режиссёры, артисты, певцы, желающие отовариться дефицитными продуктами. Тамара Матвеевна очень гордилась знакомством с ними и подолгу с пристрастием расспрашивала каждого гостя о «светской жизни», прежде чем повести в подвал с сырокопчёной колбасой и консервированными крабами. Лёня пару раз помогал грузить ящики в машины для таких вот высоких гостей.
— Забирай. — Тамара Матвеевна сунула ему в руку билеты. — Сходишь со своей девчонкой, она сразу начнёт тебя больше ценить. Я-то оперетту не люблю, низкий жанр. Вот опера — это да! Кстати, тут на днях забегал директор Большого…
Она пустилась в воспоминания, а Лёня убрал билеты в нагрудный карман, размышляя, с кем бы пойти. В оперетту очень хотелось, дома он постоянно слышал о различных театральных постановках, на которых была помешана Ангелина, но не решался попросить отца взять его в театр. Однако никакой девушки у него не имелось, не Лику же с собой брать? Ещё не хватало! К тому же он так и не купил костюм… И тут его осенило!
* * *
Вообще-то это была чистой воды спекуляция. Лёне сразу вспомнились их с Борькой проделки из детства, когда они зарабатывали рублик, выстаивая очереди за дефицитной мукой к празднику. Ему никогда не
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
