– Видишь ли, проблема в том, что я взял на себя смелость пригласить их к нам. Утром в сочельник они приезжают.
– Ты все решил за меня! – возмутилась Оливия. – Джек Эйстон, ты просто не оставляешь мне выбора! Это нечестно!
– Может быть, но лишать меня счастья каждый день видеть тебя, наблюдать, как развивается наш ребенок, еще хуже. Если бы ты только знала, что я пережил, когда ты пропала неизвестно куда! А потом позвонила Кейт и сказала, что ты в больнице. И я даже не мог приехать, потому что боялся волновать тебя. Нет уж, Оливия, теперь я тебя никуда не отпущу!
– Очень мило, – язвительно заметила Оливия. – Но пока что я дееспособна. Я не хочу жить с тобой под одной крышей. Ты предал меня, и если раньше я ощущала к тебе определенные нежные чувства, то ты умудрился все разрушить. Ты мне стал безразличен, Джек.
– Настолько безразличен, что ты бережно хранила все мои букеты? – улыбаясь спросил он.
Оливия покраснела и отвела глаза. Если бы он знал, что лепестки роз с самого первого букета она сложила в пакетик, чтобы потом сделать подушечку и положить ее возле кроватки ребенка, чтобы хоть что-то напоминало ему об отце.
– Говорить не о чем! – твердо сказал Джек. – Собирайся, мы едем домой.
Тихо напевая себе под нос знакомые с детства рождественские гимны, Оливия развешивала ветви омелы над камином. Она осторожно слезла с табуретки и отошла на несколько шагов, чтобы полюбоваться результатом. Удовлетворенно кивнув, она подошла к камину и принялась перебирать украшения, решая, что и куда повесить.
– Мне иногда кажется, что ты просто идеал! – тихо прошептал ей на ухо Джек.
Оливия вздрогнула и чуть не выронила стеклянный шар с домиком и кружащимися хлопьями снега.
– Ты меня испугал! – возмутилась она.
– Не хочешь узнать, почему ты идеал? – поинтересовался Джек.
Оливия отвернулась и сделала вид, что занята украшениями. Вот уже неделю она старательно демонстрировала неприязнь к Джеку. Даже разговаривать с ним она начала только три дня назад и то потому, что утром принялась беседовать о погоде с собственным отражением.
– Ну давай, Оливия, признайся, что тебе интересно, – подначил ее Джек.
– И вовсе мне не интересно, – как можно безразличнее ответила она, поправляя ветку омелы.
Джек проследил за ее движением взглядом и усмехнулся.
– Что? – чуть раздраженно спросила Оливия.
– Мы стоим под омелой!
– Что дальше? – поинтересовалась она, хотя прекрасно знала эту примету.
Джек подошел к ней вплотную и осторожно взял двумя пальцами за подбородок. Он поднял голову Оливии так, чтобы видеть ее глаза.
– Знаешь, дорогая, – тихим проникновенным голосом сказал он, – ты ведешь себя просто глупо. Сколько же можно обижаться? Ты ведь даже не позволила мне толком объяснить, почему все вышло именно так!
Оливия отвела глаза – она не хотела об этом говорить ни сейчас, ни через неделю, ни через месяц. Никогда. Такое просто нельзя забыть.
– Хватит сердиться, Лив, я тебя люблю и очень хочу, чтобы и ты чувствовала ко мне что-то, только не презрение и обиду.
Его теплое дыхание шевелило тонкие волоски у ее виска. Волна дрожи прошла по ее телу. Она подняла испуганные, непонимающие глаза на Джека. Такое с ней бывало только тогда, когда мужчина привлекал ее физически. Что же происходит? Неужели она хочет Джека?!
– Ты тоже это чувствуешь? – прошептал Джек и осторожно прикоснулся языком к мочке ее уха.
Оливии показалось, что ось вращения земли как-то странно изменилась: пол накренился и медленно поплыл под ногами.
– Мы стоим под омелой, а значит, должны поцеловаться. Ты же не хочешь, чтобы у нас случилось несчастье?
Его губы были так близко, его теплое дыхание заставляло сердце сбиваться с отлаженного ритма, а запах – его пьянящий запах сильного мужчины – сводил Оливию с ума. Если бы сейчас Джек попросил ее отдаться ему здесь, прямо в гостиной, у нее не было бы сил отказать.
Тело перестало подчиняться разуму. Руки обвили шею Джека, и губы прижались к его губам в долгом страстном поцелуе.
Еще никто никогда так не целовал ее! Губы Джека были нежны, но в то же время требовательны. Терпкие и сладкие, они сводили с ума, кружили голову.
– Ох, кажется, мы не вовремя, но дверь была открыта…
Оливия вздрогнула и отодвинулась от Джека.
– Привет, мам, пап, – пробормотала она и покраснела.
– А вы и есть Джек? – спросила Эстель, старательно делая вид, что ничего не произошло.
– Моя мама – Эстель, мой отец – Уильям. Родители, это Джек Эйстон, отец моего ребенка.
– Очень рада познакомиться, Джек! – Эстель проигнорировала протянутую руку и нежно поцеловала ошеломленного Джека, словно он был ее любимым зятем уже много лет. – Если тебе можно, то почему бы и мне не попробовать? – Эстель подмигнула дочери.
– Это было вовсе не то, о чем ты думаешь! – трагическим шепотом сказала Оливия.
Эстель лишь кивнула.
– Да-да, конечно, я сразу поняла, что все только потому, что вы стояли под омелой. Примета все-таки!
Оливия закатила глаза и покачала головой. Мать в своем желании выдать ее замуж была неисправима! Уильям Хэмстон же оказался более сдержанным и поздоровался с отцом своего будущего внука за руку.
– Как ты себя чувствуешь, дорогая? – заботливо спросил он дочь, нежно обнимая ее.
– Сейчас уже отлично! – бодро ответила Оливия. – Я рада, что вы приехали. Сама бы на это Рождество я не смогла бы приехать.
– И не нужно! – категорично сказала Эстель. – Мы хотим понянчить внука, так что, я, как мать и женщина, запрещаю тебе любые волнения. Мы тут кое-что с собой привезли для малыша. Хотите посмотреть?
– Нельзя заранее ничего покупать! – возмущенно сказала Оливия. – Плохая примета.
– С каких это пор ты стала верить в приметы, Лив? – весело поинтересовался Джек.
– С тех самых пор, как оказалась под омелой, – язвительно ответила Оливия, бросив на Джека суровый взгляд. – Давайте посмотрим все это позже, мне еще нужно управиться с индейкой.
– Я тебе помогу! – вызвалась Эстель. – А папа с Джеком пока что поговорят о своих мужских делах. – Она подхватила дочь под руку и повела ее на кухню, безошибочно угадывая, где та находится.
– Ну рассказывай! – потребовала Эстель, когда они закрыли за собой дверь.
– А что рассказывать? – удивилась Оливия. Она наклонилась над духовкой проверить, как поджаривается птица. Быстрые нервные движения выдали ее с головой.
Эстель грустно улыбнулась и покачала головой.
– Лив, дорогая, я же вижу, как ты нервничаешь. Расскажи мне, что тебя тревожит. Может быть, я сумею помочь?
