Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
Андрей Петрович откровенно расхохотался.
— Вот как у нас все простенько! — сказал он. — Отъехали подальше от города, ни полиции тебе, ни жандармов — и сразу разболтались… Да вы, Сережа, оказывается, радикал!
— Не я один, — ответил юноша. — Сейчас все так думают.
— Насчет всех вы махнули лишку. Если бы все так думали, так в России давно бы случилась революция. Однако на Руси еще полно людей, думающих иначе… Вы меня спросите — кто я таков? Я вам отвечу — чиновник, увы-с. Да, обыкновенный чиновник, только ненавидящий чиновное равнодушие. Можете меня даже презирать… как вам угодно, сударь.
Студент произнес с некоторым упреком:
— Вы не только чиновник, вы еще и писатель!
Напоминание об этом не было для Соломина приятным.
— Литература — вроде бесплатного приложения к моей чиновной карьере. Я ведь пишу больше по той причине, чтобы в чем-то оправдаться перед начальством. А печатное слово мне всегда казалось намного крепче слова говоренного.
— Зато мысль изреченная есть ложь.
Андрей Петрович показал ему вперед:
— Вы мне тут господина Тютчева не цитируйте, а лучше следите за второй пристяжной слева — опять кровь на снегу.
— Ах, извините, пожалуйста…
Караван остановили. На израненные лапы собак надели сыромятные чулки, и они снова налегли в ременные алыки.
Соломин вернулся в Петропавловск лишь в самые последние дни февраля; Россия уже вступила в 1904 год.
Предстояла работа по подсчету ясачной пошлины. Андрей Петрович отчасти был знаком с бухгалтерским делом и теперь с видимым удовольствием подводил калькуляцию прибыли, щелкая костяшками счетов. В итоге образовался свободный «инородческий капитал» в сумме 80 000 рублей.
— Даже не верится. Нет ли ошибки? — сказал Блинов.
Соломин заново перещелкал ясак на счетах:
— Все верно. Восемьдесят тысяч…
Блинов стал хлопать себе по коленям:
— Дивно, чудно! Вы собрали ясак, с лихвою покрывающий годовую потребность расходов всей Камчатки… Такого еще не бывало! Теперь-то я понимаю, сколько воровали прежние начальники, когда ездили драть ясак не одни, а в теплой компании…
Правда, что в Петропавловск еще долго наезжали камчатские охотники, иные сдавали пушнину в казну, а других, тайком от Соломина, перехватывали скупщики. Но это тянулся уже хвост, а сама головка промысла нерушимо покоилась в кладовых.
…К этому времени Трушин выбрался из запоя.
НАУЧНЫЙ ДИАГНОЗ
Весь март в Петропавловске шла подозрительная возня, какая бывает среди муравьев, если их потревожат: муравьи бегают, при встречах ощупывают друг друга усиками, снова разбегаются, весьма деятельные. В условиях бездарнейшей конспирации все недовольные Соломиным собирались то в трактире Плакучего, то на дому у Расстригина, то на квартире Неякина. Андрей Петрович отчасти догадывался, о чем сговариваются «лучшие, люди» Камчатки, но выводов для себя делать не стал.
— Пусть будет как будет, — говорил он.
Наконец особыми повестками «лучшие люди» камчатского общества были созваны на всенародное вече в помещении уездной больницы. Гостей встречал сам хозяин, безбожно опухший после запоя, говоря каждому с радушием небывалым: — Прошу… прямо: в палату для хроников.
Больничный фельдшер, шаркая галошами, обносил гостей чистым спиртом, который он разливал из громадной ведерной бутыли с этикеткой: «Дезинфекция. Только для закрытых помещений». В число приглашенных попал и урядник Мишка Сотенный, держа в руке повестку, где черным по белому писано: «Сим извещается, что сего дня в помещении градской больницы имеет состояться установление научного диагноза о болезни (умалишении) нашего несчастного уездного начальника…»
Рассаживались по рангам: побогаче на стульях, а те, что победнее, с робостью присели на пустые больничные кровати, затянутые казенными одеялами со штампом: «Дар черногорской королевы больным града Петропавловска-на-Камчатке». Со стола убрали аптечку, вместо нее Трушин возложил две монографии немецкого психиатра Р. Крафта-Эбинга. Одна была руководством по клинической психиатрии, другая — об извращении полового чувства… Благочинный Нафанаил воздел очки на нос и полистал обе, старательно вникая. Но ни бельмеса не понял и отложил книги, сказав с душевным надрывом:
— А и велика же премудрость господня…
Расстригин обратился к Трушину:
— Чего тянуть кота за хвост? Начинай с богом.
Трушин поднял над головой два тома:
— Внимание, господа! Вы видите сочинения знаменитого психиатра Рихарда Крафта-Эбинга, который недавно скончался, и при его кончине весь научный мир Европы невольно вздрогнул.
Сидящие на больничных койках вздрогнули тоже в знак солидарности с Европой, только один урядник остался невозмутимым и лениво перекинул ногу на ногу, покуривая мечтательно. Далее Трушин заговорил, что много дней и ночей посвятил штудированию этих трудов по психиатрии, дабы на строгой научной основе поставить диагноз душевной невменяемости камчатского начальника…
— Вы все его знаете, — печально поник он главою. — Знаем, знаем! — раздались крики, и к фельдшеру, блуждавшему в галошах, потянулись быстро пустеющие стаканы.
— В науке не редкость, —воспрянул доктор, — что человек, внешне кажущийся нормальным, при ближайшем клиническом рассмотрении оказывается… уже поехал! Если же этот вопрос копнуть глубже, то нормальных людей вообще не существует.
— Как это так? — забеспокоился Расстригин.
— Не месай, — удержал его Папа. — Ты слусай.
— Ко мне, — витийствовал Трушин, — уже неоднократно поступали заявления от почтенных граждан, кои просили меня последить за поведением господина Соломина… Вы, надеюсь, ухе заметили, что наш начальник, не в пример другим начальникам, выделяется излишнею жаждою деятельности. О чем это говорит? О том, что он не в себе, ибо, — тут доктор глянул в книгу, — тенденция к неукротимой активности тоже есть разновидность безумия, научно говоря — маниакальный синдром.
— Чего, чего? — спросил Нафанаил.
— Синдром, ваше преосвященство.
— А-а, тады все ясно…
Неякин присвистнул в углу палаты для хроников:
— А я-то думал — с чего это Соломин по всей Камчатке волчком хороводит? Оказывается, он просто дурак такой, что на одном месте усидеть не может. Опять же обиду имею. Однажды смирно лежу на улице и никому не мешаю. Вдруг откуда ни возьмись вылетает Соломин в пальто нараспашку и, слова доброго не сказав, наклоняется надо мной и плюет мне в глаз… вот в этот!
Участники научного консилиума стали приводить другие яркие примеры безумия Соломина, а доктор Трушин, торопливо листая Крафта-Эбинга, подводил под них «научную основу».
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
