— Максим, ты пил?
— Я пугаю тебя?
— А мы долго будем разговаривать вопросами?
Я шагаю в сторону, выскальзывая из-под Константинова, оставляя его с проклятой клавишей, за которую он собрался воевать до последнего. Уверена, что найду другую кнопку. Я замечаю безопасную тропинку до большого стола и иду к нему.
— Лампа справа, — подсказывает Константинов в спину, сдаваясь. — Рядом с бутылкой.
— Значит все-таки пил.
Я нахожу лампу и включаю свет. Замечаю начатую бутылку виски, рядом с которой стоит квадратный стакан. Судя по нему, Константинов сделал всего пару глотков, да и по голосу слышно, что он не пьян. Скорее, пропустил шот после тяжелого рабочего дня.
— Боже, а это что?!
Максим останавливается рядом. Упирается ладонями в стол, и на правой у него свежие ссадины, кожа стесана в кровь и смотрится ужасно.
— Герман, — коротко отвечает Константинов.
— Ты ударил Германа? — я бросаю ладонь на лампу и выкручиваю ее так, чтобы увидеть лицо Константинова, на что он кривится. — Ты из него признание что ли выбивал? Ты с ума сошел, Константинов! Тебе напомнить, в чем тебя бывшая обвиняет? Как раз в насилии, представляешь.
— Я сорвался, — Константинов кивает. — Но Герман не при чем. Он не работает на Цебоева.
— Еще лучше.
Я снова смотрю на ссадины Максима, умножаю их на мощь его тела и боюсь даже предполагать, как досталось Герману.
— Но кто-то на него работает. В твоей команде есть предатель.
— Их двое.
У меня не остается сил на удивление, все-таки уже поздний вечер, а мне весь день расшатывают нервную систему. Поэтому я лишь издаю приглушенный стон и жду, когда Константинов сам пояснит свои слова.
— Двое парней из охраны. Я узнал их имена еще на прошлой неделе, но не трогал, чтобы не спугнуть Цебоева. Мне нужно было, чтобы он продолжал думать, что у него всё под контролем, что он залез в мои дела по локоть и ведет выигрышную партию.
— Подожди, — я встряхиваю головой, потому что чувствую себя так, будто это я сделала несколько глотков виски. — На прошлой неделе? И ты молчал?
Свет лампы нисколько не помогает, тут бы и строительный прожектор остался бесполезен. Я не умею читать лицо Константинова, он может обводить меня вокруг пальца как маленькую девочку и вести свою подковерную игру. Если он справился с Цебоевым, то на что мне вообще надеяться? Во взрослой игре хищников мне делать нечего.
— Ты его подставил, поэтому его сегодня задержали, — это даже не вопрос, я произношу фразу как факт. — Черт… И в чем его обвиняют? Уверена, ты придумал что-то более весомое, чем слезы бывшей жены.
Константинов двигается в мою сторону.
— Это всё неважно, Света. Это всего лишь война, я к ней привык. Важно другое.
— И что же?
— Две вещи.
Константинов рывком усаживает меня на стол, вклиниваясь корпусом между ног. Я непроизвольно развожу их, проигрывая его силе, но выбрасываю ладони наверх. Собираюсь то ли поцарапать его, то ли ударить. Только пальцы Константинова стягивают мои запястья, как наручниками, и неумолимо тянут к себе. Он наталкивает мои ладони на свою грудь, обжигая жаром стального тела.
— Первое, я хочу тебя.
— Хватит, Константинов. Ты спрашивал, пугаешь ли ты меня. Вот сейчас да.
— И второе, — произносит он, смотря мне в глаза. — Я виноват в смерти твоих родителей.
Я замираю от шока. В голове звучат его слова на повторе, но я только с четвертой попытки улавливаю их смысл. Тогда с силой отталкиваю его, пытаясь высвободить руки из захвата. Но Константинов не отпускает, словно вздумал доказать мне, что сильнее и лучше меня знает, где мое место.
— Послушай меня.
— Что ты такое несешь?! По-твоему это смешно?!
— Я не смеюсь, — произносит он ледяным тоном. — Я говорю серьезно.
— Отпусти меня. Сейчас же!
Он отпускает мои руки, когда я вскрикиваю. Я сама себе сделала больно, пока боролась с ним, да так, что хочется плюнуть на все и расплакаться. Я вымоталась за сегодня, у меня просто-напросто нет столько сил, я даже мыслю обрывками — успеваю подумать, какой же он гад и тут же чувствую жгучий прилив злости, который затапливает разум полностью. Поэтому я бьюсь и на грани слепой необходимости ищу дистанцию между нашими телами. Не хочу, чтобы он был так близко, чтобы игрался и искал мои слабые стороны.
Лез в душу грубыми рывками. По тропинке моих уязвимостей.
— Что значит серьезно? — я сдерживаю слезы, а вот с голосом не справляюсь, появляется предательская дрожь. — О чем ты, Константинов?
Максим не думает отходить, руки отпустил, но продолжает стоять напротив, вклинившись между моих бедер.
— Твои родители погибли в ДТП.
— Я в курсе.
— Под Краснодаром. Девятнадцать лет назад. Они были на белой семерке…
Константинов замолкает, когда я закрываю лицо ладонями. Его шумный выдох касается моих волос, а я пытаюсь найти хоть глоток воздуха вокруг. Так тесно и тяжело в груди, и от каждого его слова только хуже.
— Я вылетел на встречку, — твердым голосом добавляет Константинов. — На большой скорости поймал колею и не смог ничего поделать… Меня вынесло прямо на них, лоб в лоб. Тяжеленная Инфинити просто снесла их, хотя я толком ничего не помню. Отключился от удара подушек и пришел в себя уже в больнице.
Что?
О чем он?
Нет…
Я упираюсь ладонями в гладкую поверхность стола и отползаю от Константинова. Царапаю стол каблуками.
— В рапорте было не так, не было никакого столкновения, — произношу едва слышно. — Папа не справился с управлением и слетел с обочины. Мне всегда так рассказывали.
— Мой босс всё устроил. Я вез его, а ему не нужны были неприятности.
— А потом? — я усмехаюсь. — Тебе тоже не были нужны неприятности?
— Да.
Коротко и прямо в глаза.
Константинов молча смотрит, как я неуклюже отдаляюсь от него. Я же перебираюсь на другой конец стола и замираю, не в силах придумать, что делать дальше.
— Я похоронил эту историю, Света. Но не забыл о ней.
— Поэтому я здесь? Хотя что “поэтому”? Я не понимаю… Боже, я ничего не понимаю.
— Я помогал вам с сестрой через других людей. Просто бросал деньги, а потом случайно увидел твою фотографию в отчетах. Ты тогда поступила на бюджет в университет.
— Только не говори, что это ты устроил.
Константинов закусывает нижнюю губу, так что становится очевидно, что да. Я помню, как прыгала от счастья до потолка, когда со второй попытки стала студенткой крутого университета. Никто из друзей не верил, что я смогу пробиться в цитадель престижного образования, меня отговаривали от потери времени и подсовывали буклеты вузов попроще. А я потом хвасталась им студенческим билетом и даже пару месяцев задирала нос, подшучивая.
