— Мне было бы легче, если бы я хотя бы имела представление, о чем ты говоришь, — пробормотала Лили. — Все время слышу какие-то намеки, но не могу догадаться, о чем идет речь...
Эмма слабо улыбнулась.
— Значит, он так тебе и не сказал? Понятно. — Она вздохнула и заговорила, почти не разжимая губ: — Хантер находился в Сингапуре по делам. А у меня было выступление. Он вбил себе в голову, что если родители только услышат, как я играю на сцене, если мы проведем вечер все вместе, может, это заставит их осознать, что главное — это семья. Он организовал все. После концерта ему позвонили, и он был вынужден уехать. Сказал, чтобы мы дожидались его в отеле, потому что встреча может затянуться, а потом он заедет за нами и отвезет в ресторан. Когда мы возвращались в отель, и произошла та авария... — Эмма побледнела, но мужественно продолжала. — Теперь ты понимаешь, через что ему пришлось пройти? Он винит во всем себя. Если бы он не настоял на этом проклятом ужине, если бы не тот звонок, если бы он не уехал, ну и так далее... родители были бы живы, а я была бы здорова. — К ее глазам подступили слезы. — Возможно, он бы не стал винить во всем себя, но, видимо, иногда я не сдерживалась и обвиняла его. — Эмма всхлипнула.
— Все хорошо, — обняла ее Лили. — Ты не виновата, никто не виноват. Это просто несчастливое стечение обстоятельств.
— Самое ужасное в этом, что родители после того концерта действительно казались такими счастливыми, какими были до того, как заболел отец. Они сказали... сказали, что гордятся нами.
Дальнейшие ее слова потонули в рыданиях.
Лили молча обняла ее, дав Эмме возможность выплакаться.
— Миссис Майлз?
Лили не сразу поняла, что обращаются к ней, а когда это дошло до ее сознания, она вскинула на врача испуганные глаза. Ее сердце остановилось.
— Нам только что стали известны результаты анализов вашего мужа.
Лили поняла, что наступил ее судный день. Теперь кто был прав, кто виноват — все это представлялось таким ничтожным, таким незначительным...
Сколько времени она просидела у его кровати, глядя на его усталое лицо, Лили не знала. Время перестало иметь для нее хоть какое-либо значение.
Однажды Хантер открыл глаза. Их взгляды встретились.
— Спи, — нежно сказала Лили, чувствуя, как ее сердце сразу заколотилось быстрее.
— Это ты? — хрипло прошептал Хантер. В его глазах появилось недоверие.
— Да.
Его глаза снова закрылись, но уголки губ дрогнули в едва заметной улыбке.
Два дня прошло в томительном ожидании, прежде чем стало ясно, что Хантер пошел на поправку: его лицо уже не было такого пугающего оттенка, мешки под глазами разгладились, губы приобрели нормальный цвет.
Как-то с утра Эмма смогла уговорить Лили выпить чашечку кофе. Принимая кофе из рук золовки, Лили пожала ей руку, и они обменялись понимающими улыбками.
И Лили поняла — если они с Хантером расстанутся, Эмма останется ее подругой. Несколько дней тревожного ожидания сблизили их так, как иногда не могут сблизить годы.
— Привет, — произнес Хантер и поморщился от боли. — Я думал, ты бросила меня.
— Поверь мне, я тоже так думала.
— Прости. — Не отрываясь, он смотрел ей в глаза. — Я не хотел, чтобы тебе пришлось пройти через все это. Но как видишь, человек предполагает, а Бог располагает.
— У нас день отпущения грехов? — пошутила Лили. Помолчав, она добавила: — Я тоже прошу прощения. Ты причинил мне боль, и я хотела, чтобы тебе было хотя бы капельку так же больно, как мне. Я накричала на тебя, чтобы...
— Я хотел, чтобы ты ушла. — Его губы сжались в тонкую линию.
— Поэтому ты был так холоден со мной?
Он кивнул и, помолчав, сказал:
— Между мной и Абигейл ничего не было. А почему я не подпускал к себе ближе... Я не хотел, чтобы ты осталась со мной из жалости, из долга.
— Какого долга, Хантер? — Ее недоумению не было предела. — Ты подхватил инфекцию... черт, забыла название. Но у тебя сильный организм. Несмотря на то, что ты сам довел себя почти до изнеможения, ты не замечал этих признаков, точнее, отмахивался от них. В результате болезнь осложнилась. У тебя случился кризис.
— У меня была инфекционная болезнь? — недоверчиво спросил Хантер и зажмурился. — О, боже!
Лили взяла его руку и пожала ее.
— Не ты один сделал ошибочный вывод, Хантер. Я ведь думала, что ты выпиваешь или, хуже того, принимаешь наркотики. — Она хотела произнести это легко, шутя, но в ее глазах заблестели слезы. — Вместо того чтобы напридумать себе бог знает чего и довести себя до такого состояния, нужно было просто обратиться к врачу.
— Это было не так-то просто... Я думал, что заболел той же болезнью, что отец. Просто боялся услышать этот диагноз, поэтому оттягивал обследование. Боже, как глупо...
Лили видела в его глазах отражение того страха, который владел им последние дни, и покачала головой.
— Это было не глупо, но в следующий раз, — она сглотнула, — пожалуйста, не доводи себя до такого состояния. Врач сказал, что твой организм абсолютно, полностью истощен. Когда ему сказали, что на днях ты вернулся из Сингапура, он покачал головой, добавив, что не понимает, как ты не свалился раньше. Боже, Хантер, ну почему ты мне ничего не сказал? — воскликнула Лили. Страх за его жизнь наконец отпустил ее.
— Потому что ты не обязана волноваться.
Его монотонный ответ царапнул ее, но не причинил боли, как раньше.
— Я помню, но все равно волновалась. Ты не можешь запретить мне этого, — мягко сказала она.
— Ты ведь не ушла от меня, если бы диагноз, который я поставил себе, подтвердился?
— Если бы и ушла, то не по этой причине.
— Нет, я почти уверен, что ты осталась бы со мной не ради денег. Ты бы осталась потому, что у тебя доброе сердце. Я понял это еще в тот первый день, в Центре.
— Нет. — Лили закрыла глаза, больше, чем когда-либо, желая признаться ему в своих чувствах.
Хантер взял ее руки в свои ладони.
— Я бы предпочел умереть в одиночестве, чем позволить тебе остаться со мной из жалости.
— Ты дурак! — сквозь слезы выпалила она. — Я беременна! Я бы сама ушла от тебя, если бы знала, что ты остаешься со мной из долга. Я бы не вынесла этого.
Лицо Хантера превратилось в маску, на которой жили только глаза.
— Тебе ничего не пришлось бы выносить. Ребенок, — по его лицу пробежала легкая судорога, — ничего бы не изменил. Я не отношусь к тем мужчинам, для которых ребенок достаточная причина, чтобы быть вместе. Я бы поддерживал его, но не более того. Единственная причина, которая заставила бы меня остаться, — если бы ты попросила меня ради себя и... меня, — негромко добавил он. — Ради нас.
