— Как теперь себя чувствуешь, мам?
Карла ответила вопросом на вопрос:
— О чем вы говорили? Я слышала — спорили.
Люк нахмурился.
— Ни о чем. Немного полицейской бюрократии. Не беспокойся.
Мать с подозрением на него посмотрела, поэтому пришлось добавить:
— Полицейские хотели забрать папино оружие. То есть забрали, я не смог помешать. Сначала заставили меня вытащить все из шкафа, хотя дверцы заперты — какой смысл? Потом собрались увезти, и я довольно резко спросил зачем. У папы законно оформленная лицензия. Оружие хранится в металлическом контейнере, привинченном к стене, и из него сто лет не стреляли. Любой подтвердит. А они говорят, что теперь… что лицензия выдана папе, и, если мы его хотим сохранить, надо переписать на твое имя или на мое, значит, заново подавать прошение. Ссылались на законы, давали советы. Не пойму полицейских. Столько времени тратить…
Он умолк, недовольно поморщившись.
Карла, удовлетворив любопытство, вновь уставилась на поленья, которые выбрасывали оранжевые искры.
Люк присел рядом, поднял с пола пустую кружку, покрутил в ладонях.
— Мам, тебе в самом деле надо поесть. Айрин Флак говорит, целый день не ела. Давай, я чего-нибудь принесу.
Карла горестно улыбнулась, протянула тонкую руку, взъерошила сыну волосы.
— Ничего не хочу, милый.
— Надо! — настаивал он.
— Ну, стаканчик виски пойдет, — согласилась она.
— Только под закуску. Слушай, я омлет приготовлю, честно. И заодно пару тостов.
— Ох, Люк! — Карла сдавленно рассмеялась. — Какой ты заботливый… Все перевернулось вверх дном. Это я должна вокруг тебя суетиться после такого, не говоря уже о долгой дороге и спорах с полицией… Я никуда не годная мать.
— Эй! — возразил он. — Ты самая лучшая. Знаешь, я не ребенок.
— Знаю. Кажется, только недавно разъезжал по саду на трехколесном велосипеде, маленький мальчишка… Ладно. Не буду тебе досаждать воспоминаниями о детстве. Хотя никто не слышит… — Она закрыла лицо руками и глухо повторила: — Никто…
Люк поднялся, присел на ручку ее кресла, обнял загорелой рукой худенькие плечи.
— Я слышу.
Посидели в молчании, потом Карла спокойно сказала:
— Согласна на омлет. Мы с тобой оба должны поесть. Только сначала виски.
Он рассмеялся, хлопнул ее по плечу.
— Договорились.
После еды Люк составил посуду в раковину до утреннего прихода миссис Флак, налил матери еще выпить.
— Ничего, — сказал он. — Не стану тебя спаивать. Это вместо снотворного. Хлопни и спать ложись.
Карла поднесла стакан к свету, и виски засветилось расплавленной бронзой.
— Хлопнуть? Милый мальчик, это драгоценный отцовский восемнадцатилетний «Маколлан». К нему надо относиться с почтением.
Люк усмехнулся и сел рядом с ней. Поленья почернели, превратились в хрупкие скелеты, окаймленные белым пеплом, которые с легким вздохом рассыпались на угли. Карла покачивала стакан, наблюдая за колыхавшейся жидкостью.
— Дорогой, мы должны поддерживать друг друга. У нас очень тяжелое время. Нет, дай договорить. Нам надо держаться. Смерть твоего отца, такой страшный конец… — Она помолчала и продолжила: — Это означает, что к дому, ко всем его обитателям будет приковано пристальное внимание. Ужасно. Я имею в виду не полицию, которая будет шнырять и разнюхивать. Я говорю о прессе, фотоаппаратах и телекамерах. Мы лишимся возможности свободно выйти из дома и войти обратно. Не сможем с людьми разговаривать. — Карла нахмурилась. — Я решительно поговорю с Айрин Флак завтра утром. Предупрежу, чтобы не болтала.
— По-моему, полиция уже предупредила, — напомнил сын.
— Да, но наше предупреждение — совсем другое дело. Знаешь, это дело семейное. Смерть — семейное дело, а Айрин как бы член семьи. Или дома, если угодно. В конце концов, она здесь работает десяток лет, знает о нас практически все…
— Не стоит волноваться из-за старушки Айрин, мам, — серьезно перебил Люк. — Я сам с ней поговорю, если это тебя успокоит.
Мать взглянула на него с твердостью, какой он еще у нее сегодня не видел.
— Интересоваться будут не только смертью твоего отца. Всю его жизнь разберут по косточкам. Ты должен приготовиться.
— К чему? — озадаченно спросил Люк.
— Не знаю. Возможно, ничего не обнаружится. Но я знаю по прежнему опыту, что смерть и похороны разоблачают тайны. Я хочу сказать, милый, что бы ни открылось, наше мнение об отце не должно измениться. Понимаешь? Что бы ни вышло на свет — если что-нибудь выйдет, — ничто не должно отразиться на нашей памяти о нем. Это очень важно. Ты понял?
Люк кивнул, удивляясь, почему в натопленной гостиной вдруг стало холодно.
Карла поднялась, наклонилась к нему, поцеловала в лоб.
— Спокойной ночи, дорогой. Не засиживайся допоздна. Осмелюсь сказать, полиция заявится с утра пораньше. Хотелось бы знать, придет ли Алан Маркби. Ты ведь с ним раньше встречался? Он знал папу с детства. Надеюсь, ему позволят и дальше вести расследование, а может быть, нет.
Она пошла к двери, оглянулась и повторила:
— Спокойной ночи.
— Доброй ночи, мама.
Люк проводил мать взглядом, потом вновь повернулся к камину. Донесшийся оттуда шорох-вздох как бы в насмешку над ним дыхнул облачком белого пепла. Возникло неотвратимое предчувствие, что все принимавшееся прежде на веру, весь его мир превращается в прах.
После заявления Кейт Драго, что она дочь убитого, присутствующие впали в полную прострацию. Ожидалось что угодно, но только не это. Как выразился впоследствии Пирс, «грянул гром с ясного неба». Потрясенный инспектор не знал, о чем спрашивать дальше.
Среди ошеломленного молчания Маркби поднялся и шагнул к столу. Он больше не мог оставаться простым наблюдателем. Сотрудница полиции молча встала, уступив ему место, и пересела в угол. Пирс отъехал на стуле назад, бросил на шефа благодарный взгляд и с откровенной радостью передал ему полномочия.
О чем спрашивать? Требовать доказательств? Ладно, потом разберемся, решил суперинтендент. Пока надо пользоваться моментом. И улыбнулся девушке:
— Мы не знали, мисс Драго.
— Конечно, — кратко кивнула она. — Мало кто знает. Понимаете… он не мог… из-за своей жены. Она не в курсе, он ей сообщать не хотел. — На лбу между бровями на миг пролегла морщинка, разгладилась, и девушка чуть улыбнулась. — Теперь узнает, правда?
— Конечно, ее необходимо поставить в известность.
Маркби гадал, что чувствует Кейт. Вопрос задан чуть повышенным тоном, словно ее прельщает перспектива уведомления Карлы. Или она испытывает облегчение? В любом случае не опасение.
