— Почем вы знаете?
Конец прениям положила Брит. Она сказала, не повышая голоса:
— Ступай, Хальфред… х-с-с… х-с-с… больше от тебя ничего не потребуют… мне только надо знать, где там что… х-с-с… х-с-с… а дальше я все беру на себя…
После чего карлик бросил узел, схватил скрипочку и устремился вперед широким шагом — то есть настолько широким, насколько позволяли его коротенькие ножки.
— Имейте в виду! Если я не вернусь, то по вашей вине! Смерть Хальфреда будет на вашей совести!
Он очередной раз поскользнулся на голубоватом льду, изрыгнул ругательство, какое невозможно было и вообразить в его устах, и скрылся из виду.
На крутом подъеме его возмущение немного остыло, а когда он дошел до стены, уступило место страху.
— И куда я лезу себе на погибель! — простонал он, подходя к воротам. — Хоть бы там собак, по крайней мере, не было!
Словно в ответ из парка донесся басовитый лай. Собаки, судя по голосам, были солидные, даже не глядя понятно, что не болонки. «Ну и хорошо! — подумал Хальфред. — Вот и уважительная причина убраться восвояси! Скажу им, что не смог войти». Это решение еще более укрепилось при виде двух огромных догов, подбежавших к воротам. Карлику показалось, что они высотой с лошадь.
— Ну-ка цыц! — прикрикнул кто-то, и собаки на удивление покорно умолкли.
К воротам вышел усатый толстобрюхий страж с ружьем и сквозь решетку смерил пришельца хмурым взглядом.
— Ну и чего тебе здесь надо, малявка?
— Мне? Ничего… Я… я уже ухожу…
— Погоди-ка! На скрипке играешь?
— Да, я музыкант, и, если ваши господа пожелают, я почту за честь и удовольствие сыграть им за обедом, — выпалил он на одном дыхании.
Фраза, которую он затвердил наизусть, пока взбирался на холм, сама слетела с языка.
— А жонглировать умеешь?
— Да, немножко.
Темнота скрыла краску, бросившуюся ему в лицо. Жонглировать! Он не поймал бы даже подброшенную шапку.
— Хм, хм… а рассказывать веселые байки? Смешить умеешь?
— Я, смешить? Да у меня все так и лопаются со смеху, будьте спокойны!
Семь бед, — один ответ! Трудна только первая ложь.
— Ну ладно, — проворчал усач, — заходи.
— А… а собаки-то… они меня…
— Их уже кормили.
Хальфред проскользнул в приоткрывшуюся щель и зашагал через парк в сопровождении догов. Их огромные морды были на одном уровне с его головой, и он не смел даже покоситься на них. Любое из их острых стоячих ушей могло бы, кажется, сойти ему за одеяло. «Вуф!» — коротко брехнул один, и это прозвучало гулко, словно из бездонной пещеры. Другой на миг положил морду карлику на плечо, омочив плащ слюнями.
— Вон в ту дверь постучись и предложи свои услуги! — сказал страж, когда они подошли к дому.
Пламя факелов озаряло каменные стены, и в этом была своеобразная мрачная красота, которой Хальфред, увы, не в настроении был любоваться. При входе его встретил слуга в ливрее, задав ему те же вопросы и получив те же лживые ответы.
— Вот огонь глотать — это не берусь, — добавил карлик для полноты картины, виновато разводя руками, словно говоря: «Что поделаешь, нельзя же уметь все на свете!»
— Подожди здесь в холле, — сказал слуга и скрылся в большом зале, откуда слышались громкие голоса, смех и потрескивание огня.
В одном Бьорн, по крайней мере, не ошибся: здесь можно было погреться.
Широкая лестница, плавно изгибаясь, вела на второй этаж, а вывернув шею, Хальфред увидел, что она продолжается и выше, до помещений, расположенных под самой крышей. Там, скорей всего, были спальни. Возможно, подумал он, там, наверху, спит и Бриско. Вот только узнает ли он мальчика, если увидит?
Долго ждать ему не пришлось.
— Проходи, покажись господам! — бросил ему слуга и втолкнул в зал.
Зал освещали свисающие с потолка канделябры и яркое, высокое пламя, пылающее в камине. Человек десять сидело за столом вокруг внушительного оковалка жареного мяса, от запаха которого Хальфред чуть в обморок не упал. На столе громоздились графин с вином, сыры, фрукты, караваи хлеба, паштеты и соусы.
Нетрудно было угадать, кто здесь хозяева. Эти двое выделялись среди всех — и по одежде, и по осанке. Мужчина с решительным подбородком во главе стола был Герольф. За десять лет он нисколько не изменился. Волчица, сидящая по правую руку от него, задумчиво поглаживала пальцами хрустальный бокал.
Их сотрапезники, поглощенные разговором, едва ли даже заметили вошедшего. На нижнем конце стола какой-то толстяк травил охотничьи байки, оживленно жестикулируя и вызывая взрывы грубого хохота:
— Ха! Ха! Ха! Ну, Рорик!
Хальфред, радуясь, что на него не обратили внимания, пробрался к камину и стал ждать, что будет. Здесь мальчика, во всяком случае, не было, а обшаривать весь дом он не собирался. Оставалось только поскорей отделаться — представить на суд зрителей одну-две песенки, проглотить, не присаживаясь, что дадут (если дадут) и возвращаться к своим.
Увы, слишком рано он успокоился: при первой же паузе все головы повернулись к нему. Сердце у него затрепыхалось где-то в горле.
— Что ты умеешь? — спросил Герольф, с любопытством разглядывая пришельца. Этот карлик ни одеждой, ни повадкой не походил на странствующего комедианта.
— Я? Я… на скрипке играю.
— И жонглируешь, говорят?..
— Да… только я шары забыл…
— Вот тебе шары, лови! — крикнул толстый охотник и кинул ему разом три яблока.
Хальфред, руки которого были заняты скрипкой, даже и не пытался их поймать, наоборот, пригнулся, как под обстрелом, на потеху зрителям.
— Ну что ж, мы тебя слушаем, — сказал Герольф, когда все отсмеялись.
Несчастный прижал инструмент щекой, молясь в душе, чтобы среди публики не оказалось меломанов. Смычок дрожал в его руке, а когда карлик провел им по струнам, звук получился такой, словно кто-то душил попугая. Слушатели болезненно поморщились.
— Извините… — пролепетал Хальфред, — пальцы онемели… это от холода…
Но продолжение оказалось не лучше начала. Он домучил отрывок до конца и сразу заиграл другой, чтоб никто не успел вставить уничижительного замечания. На его счастье, критиков не нашлось. Все просто потеряли к нему всякий интерес и вернулись к прерванному разговору. Хальфред ничего лучшего и не желал. Одна только Волчица еще некоторое время не сводила с него своих желтых глаз. Уж не заподозрила ли она чего-нибудь? Похоже было на то. Во всяком случае, карлик вздохнул с облегчением, когда она наконец отвернулась.
Теперь он только наигрывал под сурдинку, главным образом стараясь, чтобы о нем забыли. Разве что позволил себе сдвинуться чуть в сторону, поближе к огню.
