Книга Свои чужие люди - Марина Болдова

До вчерашнего дня Маринин полностью не осознавал, как одинок. Одинокий старик, странно обрадовавшийся неожиданно случившемуся завтраку с красивой молодой соседкой. Нужно вот так напугать женщину, чтобы потом нагло напроситься в гости. Да еще и утром. Но, как он считал, вечером-то еще неприличнее. Чувствуя себя скованно в уютной обстановке женской спальни, Маринин молча проглотил свою порцию приготовленного самолично омлета, шумно прихлебнул кофе из чашки, тут же застеснялся и засобирался к себе. А она и не удерживала. Так и не получилось ничего путного. Даже более близкого знакомства не получилось, как мечталось!

Он до сих пор толком не устроился, развешивая свою одежду по стульям и не удосужившись заглянуть в старинный гардероб, занимавший треть комнаты. Увидев его в первый раз, он подумал, что просто никто не рискнул его сдвинуть с места, что стоит он здесь еще с дореволюционных времен, незнамо чем набитый до отказа. И не стал его открывать, не желая копошиться в чужих вещах. После сна он сворачивал свою постель, засовывал ее в диванный ящик и набрасывал на новую обивку дивана старое покрывало: иногда, приходя с суточного дежурства, он просто падал на лежак, почти не раздеваясь. Да и Степка, играя с дедом, лез туда в тапках, никак не желая разуваться. Степку на ночь оставлять не разрешали, он и днем-то его «воровал» из санатория, нарушая предписанный лекарями режим и чувствуя себя при этом преступником. Прикрывала его перед врачами старая санитарка баба Маня, жалевшая и осиротевшего мальчика, и его, потерявшего одну за другой дочь и жену, деда.

Он жил ради мальчика. Жил с виной перед его матерью, по дурости его, Маринина, характера не понятой и не принятой им в самый трудный момент ее юной жизни. Тогда бы ему сегодняшнюю мудрость, нашел бы силы еще раз вытащить ее из наркоты. И не потерял бы дочь так рано. Не пришлось бы искать концы запутанного клубка Ольгиных связей в Москве или здесь, дома.

Он так обрадовался, когда узнал, что отец Степки не тот, кто убил его дочь. И тут же пришел в ужас, узнав правду: отец его умер от наркоты. Да что же за наказание такое! Маринка, подруга Ольгина, сначала рассказала ему не все. А когда рассказала, понял Маринин, почему Ольга из Москвы уехала. Испугалась за сына. Потому что Малиновский Степка. Степан Михайлович Малиновский. Кто же не знал, сколько миллионов наворовал Степкин дед, зачем-то признавший себя на самом деле его отцом. Так что получается – Степка единственный наследник дедовых денег. Если они есть, конечно. А недавно оставалась еще и Ольга. А ведь могли ее убить. Выследить и убить. Мысли эти посещали его долго, до тех пор, пока следователь по ДТП не закрыл дело: авария была не подстроена, виновник – Соснов, отвечать некому. Немного успокоился Маринин, хотя и решил про себя, что по возможности сам усыновит Степку и даст ему свою фамилию. Чтобы ничего не напоминало о той, московской, жизни.

Маринин прислушался: хлопнула дверь черного хода. Этой дверью, насколько он успел понять, не пользовался никто, кроме Бориса Ракова, комната которого находилась рядом с ней. Дверь была на тугой пружине, старой и проржавевшей, открывалась с жутким скрипом и закрывалась резко, вырываясь из рук входившего. Вслед за стуком двери обычно раздавалось не менее громкое «твою мать», выговоренное с чувством подвыпившим где-то Борисом. В тишине ночной квартиры эти звуки были слышны всем, но замечания соседу никто не делал, то ли в силу пофигизма, то ли из деликатности. Молчал и Маринин. Раков ему не нравился с первой минуты встречи в кабинете нотариуса: не любил Маринин хамов, а Раков им и был. И тогда же Маринин перехватил чуть брезгливый взгляд Алевтины, скользнувший по лицу Ракова, порадовался, что не одному ему тот не нравится. А с сегодняшнего дня он стал замечать, что сосед с интересом посматривает в сторону Али, то ли виды какие на нее имеет, то ли так просто, от скуки.

Вдруг он услышал тихое бормотание за стеной, точно какая-то женщина нараспев читала молитву. Это был не голос Алевтины, он бы его узнал. Но звуки шли именно из ее комнаты. Маринин точно знал, что Аля одна, подруга, он даже знал ее имя – Катерина, к ней сегодня не заходила, с Алей он попрощался всего час назад, около ее двери, пожелав спокойной ночи. Маринин было подумал, что это бормочет телевизор, но тут же вспомнил, что как раз его-то у Али и нет. Голос ненадолго стих, а через минуту запричитал снова. Теперь Маринину показалось, что это скорее жалоба, чем молитва, с редкими всхлипами. Потом раздался вскрик, звук падающего тела, и все смолкло. Маринин замер. Наступившая тишина скорее напугала, чем успокоила его, он встал, оделся и вышел в коридор.

Маринин стучал тихо, но настойчиво, пугаясь с каждой минутой все сильнее. Он не знал, что могло произойти там, в комнате, отделенной от его комнаты только стенкой. Вдруг вспомнилось сразу, что квартира эта на первом этаже, что на окнах нет решеток, а самих окон больше, чем стен. И что угловое окно Алиной комнаты выходит во двор.

Он стукнул в последний раз, решив, что сейчас начнет ломать дверь, и нажал на ручку. Открыто.

Аля лежала на полу в странной позе: на спине, широко раскинув руки в стороны. Правая рука была крепко сжата в кулак, как будто она держала в ней что-то, что боялась рассыпать. Левая расслабленно лежала раскрытой ладонью кверху. Лицо казалось мертвенно-бледным, а губы белыми. Маринин сделал три шага в глубину комнаты, ровно столько оставалось до Али, опустился рядом с ней на колени и закрыл глаза. «Господи, я не хочу больше терять. Что сделала плохого эта женщина, что ты так рано забираешь ее? Для чего ты оставляешь на земле меня, если все, кто мне становится дорог, уходят? Что остается мне – оплакивать их в одиночестве? Это наказание не по мне…», – молился он, боясь дотронуться до лежащей Али.