— Я знаю, где она, — перебил меня Айронстоун и повел Гершеля по узкому проходу между ящиками Барда.
Когда Ник проходил мимо меня, мне удалось задержать его и притвориться рассерженной:
— Почему ты не сказал мне, что будет Джек Айронстоун?
— Хороший сюрприз, а? — Он провел рукой по моим волосам и шее. — Ты выглядишь восхитительно.
— Итак, что вас заинтересовало в моих снимках? — неловко спросила я, когда мы все расселись по круглым диванам, набитым конским волосом, словно позируя для викторианского студийного портрета.
Гершель вынул конверт с фотографиями, которые забрал у меня Ник.
— Позвольте, я разложу их на… — Он быстро пробежал взглядом столы, заставленные пыльными индийскими безделушками. — Может, на полу?
Лицо Джека Айронстоуна искривилось от еле сдерживаемого смеха.
— Дражайшая тетя Алекс никогда не верила в минимализм.
Аккуратно выложив на тигровой шкуре десять наименее зловещих фотографий с растениями, Гершель стал расспрашивать меня о том, как можно использовать эту новую гибридную рентгеновскую камеру: портативна ли она? Выдержит ли она и заряженная в нее пленка резкие перепады температуры? Я отвечала, как могла. Когда он наконец уверился, что я знаю свое дело, то обратился к Айронстоуну:
— Ну, Джек, что скажешь?
Прежде чем ответить, Джек прикурил новую сигарету.
— О, да я просто счастлив вступить в клуб поклонников Клер Флитвуд. — Его испытующий взгляд, впрочем, показывал, что членство еще не оплачено. — Эти ваши ботанические рентгенограммы произведут революцию в той области, которая ради достижения такой точности обычно полагается на рисунки. — Он глубоко затянулся, прикрыл глаза, наслаждаясь вкусом, а потом наклонился и взял один из снимков, изучая надпись, сделанную мной. — «Рыба, кровь, кости»?
— Органическое удобрение, — машинально ответила я. Айронстоун, кажется, ждал большего, так что я продолжила: — Туда входят примерно равные части азота, фосфатов и калия — то есть поташа. Оно называется «Рыба, кровь, кости», но в этой смеси невозможно отличить один компонент от другого. Они все одного цвета. Я просто… не понимаю эти общепринятые границы между допустимым и недопустимым. Например, кидать пригоршни размолотых животных в землю своего сада вполне нормально, но снимать такие фотографии, какие делаю я, кости, разложение, считается отвратительным. Черви годятся, а вот личинки — нет.
— А зачем вы наложили кору тисового дерева на… кажется, это обугленные кости руки? — спросил Гершель.
Я не привыкла объяснять свои работы и поэтому замялась, не зная, вправду ли ему интересно.
— Понимаете, раньше поташ для удобрений получали, сжигая растения. Теперь у нас есть костяная мука — фосфат кальция, то соединение, в виде которого фосфор содержится в почве. — (И значит, Салли была права, говоря, что земля полна крови и костей.) — Огонь разлагает кости на составляющие, например карбонат кальция — то есть карбонизированные, обугленные, понимаете… А фотосинтез важен для цикла превращения углекислого газа в кислород, и потом, есть еще угольные копирки…
Я умолкла, представив себе, как изменилось бы учтивое выражение лица Гершеля, попытайся я привести его в восторг своим фекальным садом: знаете ли вы, что большинство фосфатов теперь восстанавливают из нечистот? И что однажды мы сможем перерабатывать их не только в удобрения, но и в кока-колу? Заворожит ли его роль фосфора в строении костей?
Мой внутренний диалог неожиданно получил подкрепление от Айронстоуна, произнесшего в своей нарочито медлительной манере:
— А фосфор, памятуя о его использовании в спичечных головках в девятнадцатом веке и связи с Люцифером, вполне подходит для всякого, кто бы ни был ответствен за кончину этого субъекта.
Гершель прокашлялся.
— Мисс Флитвуд… Клер, я хотел бы предложить вам работу. Боюсь, она связана не столько с художественными достоинствами ваших снимков, сколько с вашим умением обращаться с растительным материалом. Может, Джек объяснит, раз вы двое — родственники, так?
— Дальние родственники, — подтвердил Джек; несмотря на свою деланую улыбку, он умышленно, хотя и едва заметно, подчеркнул разницу.
Я гадала, отчего он так решительно упирает на дальность родства между нами.
16
— С чего мне начать? — спросил Джек.
Он глубоко вдохнул сигаретный дым, выстраивая ожидаемую театральную паузу, а потом принялся разворачивать передо мной сказочную историю о потаенных долинах, опиуме, воздушных лесах, потерянных картах, — она звучала настолько невероятно, словно ее взяли из готического романа, какие возили с собой мои родители, — о приключениях и удивительных путешествиях в волшебную страну за чудесами. Уже через пять минут я попросила Джека повторить кое-какие подробности, подозревая, что он и Ник состряпали для меня изощренный розыгрыш. Нет, все это истинная правда, настаивал мой родственник. Несколько лет назад он наткнулся на записи, сделанные в прошлом веке, о некоем утраченном лекарстве от рака. Он нашел эти бумаги, копаясь в архивах Флитвудов, которые вместе с прочей калькуттской собственностью семьи приобрел индийский филиал ЮНИ-СЕНС. В них содержались отчеты о первых исследованиях алкалоидов опийного мака, исследованиях, которые финансировал Филип Флитвуд, отец Магды.
— У Флитвуда были давние связи с Калькуттским ботаническим садом в Сибпуре — или Сибрапуре, как его называли в ту пору, — рассказывал Джек, — и его записи сопровождались роскошными рисунками: вне всякого сомнения, он использовал сибпурских художников из плеяды мастеров, обученных Уильямом Роксбером.
Я снова слышала голос Салли: сэр Уильям Роксбер, бог индийской ботаники.
— В отчетах упоминается чудотворный опийный мак зеленого цвета, содержащий таинственную новую группу алкалоидов, о которых мы ничего не знаем, — продолжал Джек.
Чем больше он говорил — а говорил он так насмешливо-отстраненно, что самые неправдоподобные вещи казались почти вероятными, — тем больше я узнавала в нем своего отца. Под внешней аристократичностью Джека проглядывало папино умение бойко рассказать историю, умение завладеть слушателем, обаяние площадного шулера, который наслаждается простодушием своей публики и может заставить вас поверить любому раскладу карт, даже если они из меченой колоды.
— Этот волшебный мак к тому же отличается необычайно высоким содержанием хлорофилла, светочувствительные свойства молекулы которого, как показывают наши текущие исследования, могут помочь вести прицельный огонь по опухолям и защитить иммунную систему.
Теперь я слушала гораздо внимательнее: речь зашла об иммунитете, очень близкой мне теме. Историю подхватил Гершель:
— Самое странное здесь то, что Флитвуд проводил свои исследования сто лет назад, а ведь строение хлорофилла не было известно вплоть до начала двадцатого века, когда Рихард Вильштеттер впервые сумел разложить его на отдельные компоненты. И все-таки исследования Флитвуда показывают, что алкалоиды зеленого мака в сочетании с хлорофиллом могут помочь предотвратить заболевание раком. Один из его химиков-ботаников записал, что высушенный млечный сок мака, если его съесть, вызывал состояние эйфорической бессонницы. «Осознанные сновидения» — так он его называл.
