Глашатай закрыл рот и опустил руки. Долю секунды толпа безмолвствовала, но потом пришла в движение, послышались крики, но не брань. Бунтовать было не из-за чего, люди просто делились друг с другом мыслями об услышанном.
— Что ты думаешь? — услышал Кайзал за своим плечом голос Нарима и мимолетно подивился, как тот, со своей старческой хромотой, подобрался к нему бесшумно. — Любят они нас или ненавидят?
— Любят, — однозначно ответил Кайзал, не оборачиваясь. — Так любят, что умрут за Совет.
— Ты в этом уверен? Если это так, то у нас в руках есть сила, что не всякому Маниусу по зубам.
— Уверен. Люди во все времена одинаковы. Они не любят перемен. Нужно лишь направить их в верное русло.
— Этих — то мы направим, — отозвался Шародай, — но это только Аборн. Не думали о том, что будет, если нас со всех сторон обложат сторонники Маниуса?
— Аборн — это столица. Сердце, — промолвил Кайзал. — В нем вся жизнь и судьба Фелидии. И Маниус это тоже понимает.
— Значит, все-таки война, — подытожил Нарим.
— Война, — Кайзал со вздохом обернулся снова к окну, — только не понятно, кто с кем воевать будет.
Резкий стук в дверь прервал его задумчивость. Остальные четверо встрепенулись, обратили настороженные взгляды к входу.
— Заходи, кто там еще! — громко крикнул Таарон, не сходя со своего места — он свободно полусидел на краешке стола, ничуть не стесняясь перед старшими советниками.
Дверь отворилась, через порог переступил молодой слуга и, почтительно склонился перед членами Совета.
— К вам гонец от члена Совета Семерых, Маниуса, — тихо, будто готовясь к удару, щурпромолвил он, — прикажете впустить?
— От кого?! — воскликнул Таарон и даже соскочил со своего удобного места.
— От Маниуса, — ответил за гонца Кайзал.
Его темные, густые брови недовольно сомкнулись на переносице, губы поджались, на лбу выступили глубокие, как рвы, морщины.
— Зови этого гонца, — приказал он.
Посыльный оказался не таким робким, как слуга. Он смело перешагнул порог и, даже не поклонившись советникам, извлек из-под камзола свиток. Кому именно его вручать, он не знал, так и стоял с выставленной вперед рукой и ждал, кто первым возьмет послание.
— Вы только посмотрите, — ухмыльнулся Таарон, — смелый малый. Никакого почтения.
И вырвал свиток у гонца. Тот даже не дрогнул, лишь губы его зашевелились, произнося возмутительные для совета слова.
— Почтение есть. Только не вам.
— Что ты сказал?! Да тебя высечь до белых костей! Стража!
— Не стоит, Таарон,? перебил собрата Кайзал, забирая свиток, — он лишь посланник. Еще успеет получить по заслугам.
Сухие, сморщенные руки Кайзала осторожно разломили печать, сняли бечевку и развернули бумагу. На желтоватом фоне ровным, красивым строем шли витиеватые буквы, напоминая почерк Маниуса. Кайзал читал, но приближаясь к концу послания, все больше хмурился и кусал губы.
Советники насторожились. Коэл, не смотря на тяжесть своего тела, не пощадил больных ног, поднялся и вышел из-за стола, за которым сидел, подошел к Нариму и положил на его плечо отекшую руку.
— Худые вести, — прошептал он в ухо товарища.
— Вижу, — с тяжким вздохом ответил Нарим.
Наконец, Кайзал дочитал. Он опустил бумагу, та безнадежно повисла над полом и нижний край ее свернулся в трубочку. Взгляд временного Главы помутился, плечи осунулись. За считанные секунды он постарел на несколько лет, однако собрался с духом, поднял голову и промолвил, протянув послание Таарону:
— Прочти это вслух, пожалуйста, Таарон. А ты, — он обратился к гонцу, — подожди снаружи. Мы сообщим тебе об ответе.
Гонец, человек не военный, потому лишенный выправки, вольно развернулся и вышел вон. Дверь за ним затворилась, и советники снова остались впятером.
— Читай, Таарон, — утомленно попросил Кайзал, опустился в свое кресло, измученно прикрыв ладонью лицо.
— Члены бывшего Совета Семерых, — громко и резко начал читать Таарон, — на последнем созыве Совета, посвященному избранию Главы, вы необдуманно отказались от моего предложения, и осмелились оскорбить мою персону самым возмутительным способом. Более того, вы объявили меня преступником и отстранили от власти. Что ж, к правлению Совета я, как уже высказывался ранее, сам не желаю иметь ни малейшего отношения. Однако я не намерен отказаться от своих слов и решений. Считаю своим долгом перед всей Фелидией сообщить вам, что народ нашей страны осознает немощь правительства Совета, ждет с нетерпением ее отмены и приветствует власть королевскую. Я, и мои сподвижники не имеем права закрывать глаза на их требования и мольбу. Я готов забыть нанесенную мне лично обиду и дать вам шанс загладит вину перед фелидийским народом. Для того вам вторично предлагается отказаться от своего эгоизма и тщеславия, прилюдно отречься от власти и собственноручно передать ее мне и моим соратникам. В противном случае, мы, сторонники народных интересов, будем вынуждены бороться с вашим безрассудством всеми возможными методами…
Таарон запнулся, слова ежом встали в горле. Он еле заметно схватил губами воздух.
— Читай, Таарон! — неожиданно раздраженно крикнул Кайзала. — Все, до последней буквы.
Таарон сглотнул, перевел дыхание.
— Под письмом подписались: бывший член совета Семерых Маниус, Верховный Главнокомандующий Армией Фелидии Зинкар, Глава Конных Воинов Крист, Глава Пеших Воинов Аламар, Глава Далисских Лучников Касин.
Таарон бросил бумагу на стол, прямо перед одурманенным страшным смыслом Коэлом.
— Они…все, — прошептал толстяк, не веря, качая головой — как так?
— Предатели! Вот как! — бросил Таарон. — Мерзкие, подлые твари!
— Так-то оно так, только в руках этих тварей, как ты выразился, — промолвил Шародай, — вся Фелидийская армия.
— Армия предана Совету! Воины не осмелятся…
— Таарон, прекрати! — прикрикнул Кайзал. — Сказки не будет. Совета уже нет — нас только пятеро. И это втемяшат в голову воинам те, кто пользуется их доверием. Все, что на данный момент у нас есть для защиты — это воины Аборна, человек двести пятьдесят, наши личные воины и те горожане, которые ценят Совет больше собственной жизни.
— И что теперь, пойти на условия? — не унимался Таарон.
— Возможно, что кто-то из глав отрядов ослушается приказа и вспомнит, что служит не одному человеку, а стране, — предположил хмуро Нарим, — необходимо связаться со всеми и попросить подмоги. Каким бы ни был Совет, вера в него сильна еще у многих.
— Никогда, — ответил Кайзал, — никогда власть Совета не станет просить милости у какого-то выскочки. Ты прав, Нарим, свяжемся со всеми, с каждым отрядом, призовем их к чести, напомним, кому они клялись. И потом, мы не идем против Богов, в отличие от Маниуса. Мы должны написать ответ.
